Майк был прекрасным пловцом. Он плавал кролем лучше, чем я, но я все же смогла его догнать, и мы поплыли бок о бок в ласкающей тело воде. На берегу блестящая белая поверхность горы Зигос выделялась на фоне сверкающего неба, возвышаясь над коричневыми горами и серебристыми оливковыми деревьями, росшими у ее подножия.
Сирена приготовила нам великолепный обед. Тут были ветчина, фаршированный рисом и мясом перец и маленькие треугольные пирожки из слоеного теста с сыром и шпинатом. Мы ели вишни, огромные, как сливы, и сочный, дымчатый виноград, пили привезенное Майком вино, не из обычного винограда, а из самосского мускателя, более мягкое и очень освежающее.
Когда мы закончили трапезу, то улеглись в тени скал, сонные и разморенные. Я закрыла глаза, но через мгновение снова открыла их, чувствуя, что Майк смотрит на меня.
Его волосы цвета дубленой кожи и борода были все еще влажными и в жемчужных каплях морской воды. Мускулистое тело обнажено по пояс, а глаза горели голубым огнем, ярко выделяясь на загорелом лице. Он больше, чем когда-либо, походил на викинга.
Прежде чем я успела подняться, он склонился надо мной и произнес низким, хриплым голосом:
— Знаешь, Стейси, ты рождена для любви!
Я непроизвольно протянула руку, чтобы оттолкнуть его.
— Майк, пожалуйста, ты ведь сказал…
Он поймал мои пальцы:
— Хорошо. Я не стану делать никаких попыток. Просто ты выглядишь так замечательно в этом своем белом купальнике. — Он взял мою руку и поднес к губам пальцы, а затем медленно опустил. Повернувшись на спину, сказал: — Расслабься, милая. Сейчас время сиесты.
Я искоса взглянула на него, но хитрые голубые глаза уже были закрыты. Через некоторое время я тоже смежила веки, и вскоре мы оба заснули.
А когда проснулись, то жара уже спала и мы снова поплавали. После этого прошлись вдоль бухточки, перелезая через валуны и наблюдая за тем, как стайки маленьких, незнакомых мне рыбок скользят в воде между камней. Знойное марево отступило, и вернулся этот свет, к блистательной прозрачности которого я, казалось, никогда не привыкну. «Он навсегда останется для меня чудом», — подумала я, оглядываясь. Вокруг раскинулся мир, которого я никогда не видела, но который полюбила всем сердцем.
— Если мы снова поедем сюда, то, может быть, сможем взять с собой Ники? — спросила я, когда мы медленно возвращались туда, где Майк оставил машину. — Ему очень понравится этот маленький залив и заводи с рыбками.
— Мы так и сделаем, — ответил Майк, ставя корзину и пустую бутыль из-под вина в багажник.
Было семь часов, когда мы приехали в Тивиттос, который Майк назвал «врадаки», что означает «маленький вечерок». Мы припарковали машину у берега и пошли вдоль стен гавани, чтобы посмотреть, как причаливают для разгрузки рыболовецкие лодки, а другие готовятся к отплытию. Было самое спокойное время дня, звуки, доносящиеся с возвращающихся «гри-гри» — турецких лодок, — создавали тихий фон для голосов, перекликающихся через причал.
Ресторан, куда Майк привел меня поужинать, был совершенно не похож на таверну, в которой мы обедали в прошлый раз. Он казался более чинным, хотя и не слишком. Веселый голубой навес тянулся над столиками, в глубине два молодых человека с тонкими лицами играли на бузуке и скрипке, а люди танцевали на маленькой площадке с полированным полом.
Вскоре после того, как мы поужинали долмой, на этот раз в капустных, а не в виноградных листьях, свет вдоль всего берега погас и на гладкой морской поверхности стали видны отражения ламп, висевших на мачтах лодок.
Мы уже приступили к кофе, когда Майка окликнул высокий красивый юноша, которого сопровождала хорошенькая темноволосая девушка. Оказалось, что это шотландский инженер, работающий вместе с Майком на аэродроме, а девушка была гречанкой, школьной учительницей по имени Исса Диври. Она прекрасно говорила по-английски. Мы объединили наши компании и оставшийся вечер провели вместе.
Время, казалось, мчалось. Мы беседовали, обменивались мнениями по поводу увиденного сегодня, танцевали, в перерывах пили вино и затем, почти в полночь, неохотно распрощались, пообещав друг другу снова встретиться.
Луна стояла уже высоко, когда мы возвращались обратно, и в ее свете ясно и серебристо вырисовывался окружающий ландшафт. Спускаясь вниз по длинной извилистой дороге к «Мармаре», мы все время видели простирающееся перед нами море. Оно было неправдоподобно прекрасным, тихим и спокойным, его гладкая поверхность светилась тут и там, отражая цветные огни на рыбачьих лодках, разбросанных, как светлячки, на воде.
Еще издалека было видно, что в окнах виллы горит свет. Я надеялась, что Ники уже крепко спит, что он не просыпался, чтобы спросить, где мама. Я выскользнула из машины, торопясь к сыну.
— Доброй ночи, Майк. Большое спасибо за чудесный день. Мне понравилась каждая его минута.
Он тихо закрыл дверцу машины и взял меня за руку:
— Вряд ли тебе понравилось так, как мне. Все было изумительно. Как только ты вернешься из поездки с Василисом, мы все это повторим. — Он нахмурил брови, глядя на меня в свете двух больших ламп на железных подставках, установленных по обе стороны дверей виллы. — Без тебя мне время покажется вечностью. Сколько ты думаешь отсутствовать?
— Я не знаю. Думаю, что недели две.
— Обещай, что будешь думать обо мне. — Он застенчиво улыбнулся. — Запомни, что я — твой путь к избавлению!
— Я буду помнить. Теперь мне нужно идти, Майк.
— Да. — Он притянул меня к себе, наклонился и приник к моим губам долгим и крепким поцелуем. Я ответила ему, но мой поцелуй был только теплым.
Отпустив меня, он сказал взволнованно:
— Не слишком успешно, но все же некоторое смягчение. Спокойной ночи, дорогая девочка. Не забывай, что я тебя люблю.
Он одним резким движением закинул длинные ноги в машину и помахал мне, когда я повернулась к двери. Я взмахнула рукой в ответ, но молча, чтобы не вызывать переполоха среди обитателей виллы.
Мне не стоило беспокоиться. Когда я попыталась открыть дверь, в коридоре будто ниоткуда материализовался Ангелос. Он кивнул мне и улыбнулся:
— Добрый вечер!
Взяв из моих рук корзину из-под продуктов, он указал на салон, откуда лился свет. Потом прошел через большой холл, забежал вперед меня и открыл двойную тяжелую дверь, чтобы я могла войти.
К моему удивлению, посредине салона стоял Пол. Глубоко засунув руки в карманы белого хлопчатобумажного пиджака и сдвинув в прямую линию свои черные брови над нахмуренным лицом, он сказал резко:
— Ты вернулась очень поздно!
Я была так поражена, что не смогла произнести ничего, кроме «Разве? Извини». Но затем, обратив внимание на его менторскую манеру, добавила легкомысленно:
— Я не знала, что ты поднимешь шум!
Он, казалось, стиснул зубы. Нижняя челюсть выдвинулась вперед.