Внезапно я заметила, что Леда пришла в себя. Голова ее слегка пошевелилась на подушке. Я наклонилась, взяла ее тонкую руку и почувствовала, как ее пальцы сомкнулись вокруг моих. В следующую секунду она открыла глаза. Она смотрела в потолок пустым, несфокусированным взглядом, а затем опустила его ниже и посмотрела вперед, туда, где стоял Василис.
Ее лицо исказилось, мне показалось, словно от спазма боли. Или это был страх? Она повернула голову набок, отклоняясь, как отклоняются от удара, и сказала так слабо, что я едва ее услышала:
— Нет-нет, не надо, пожалуйста, не надо…
Я ласково положила руку на ее нахмурившийся лоб:
— Все в порядке, Леда. Ты в порядке. Ты в безопасности, в своей комнате, в своей постели.
Она закрыла глаза, словно что-то раздражало ее:
— Уходи. Уходи!
Она хотела, чтобы ушла я? Или Василис, который стоял в ногах постели?
Я произнесла как можно ласковее и утешительнее:
— Ты должна лежать очень тихо. Ты не должна волноваться Мы уйдем, а ты должна уснуть.
К моему удивлению, она стиснула мою руку:
— Нет. Ты останься. — Она повернула голову.
Я увидела, что она приходит в возбуждение, что-то ее расстраивало. Я оглянулась на Василиса:
— Мне кажется, она хочет, чтобы вы ушли.
Он насупился, потом отступил на несколько шагов, но остался в комнате.
— Она бредит. Она не в себе.
Леда произнесла что-то снова, и мне пришлось склониться к ней поближе, чтобы уловить ее слова.
— Пол.
— Он отправился за доктором. Он скоро будет здесь. Как ты себя чувствуешь? Спина болит?
Она, казалось, не слышала меня, но снова произнесла имя, и когда я склонилась над ней, то поняла, что она произносит «Рауль», а не «Пол». Леда больше не говорила и не открывала глаз. Через некоторое время Василис, который стоял молча, глядя на нее, пожал плечами и, кивнув мне, вышел из комнаты.
Казалось, что бдение будет бесконечным. Пришла миссис Буас, спросила, может ли она сделать что-нибудь. Она предложила посидеть с Ледой, пока я пойду вниз пообедать. Но я чувствовала, что не могу есть, и сказала, что побуду с девушкой еще. Потом пришел Ангелос, неся тщательно накрытый поднос с едой, который Василис приказал отнести мне. Чтобы умиротворить его, я съела маленький кусочек цыпленка и выпила полстакана вина, которое немного согрело и подбодрило меня.
Меня сменила Дидо. Я решила принять душ и повидать Ники. Он вел себя хорошо, философски восприняв тот факт, что тетя Леда ранена и я должна побыть с ней, пока не придет доктор. Возвращаясь в спальню Леды, я неожиданно увидела высокую фигуру Майка, стоявшего в конце коридора. Он подошел ко мне и взял меня за руки:
— Я приехал, чтобы узнать, не могу ли я сделать что-нибудь. Какой ужасный случай! Бедная Леда. Как она?
— Трудно сказать. Она приходила в себя и сказала несколько слов, а потом снова уснула. Похоже, у нее ничего не болит. — Я посмотрела на него. — Есть какие-нибудь новости о Поле?
— Боюсь, что нет. Во всяком случае, не было двадцать минут назад, когда я покинул аэродром.
— Ты думаешь, что он… Что он одолеет? — Произнося последние слова, я заметила, что мой голос дрожит.
Майк пристально взглянул на меня, прежде чем ответить.
— Есть все шансы, что он это сделает. Он прекрасный пилот. Я хотел полететь вместо него, но он не согласился.
— О, Майк! — Вопреки моей воле рыдание вырвалось из груди, и я спрятала лицо, закрыв его руками.
— Не надо, дорогая. Пожалуйста, не плачь. Он будет в порядке. Я тебе обещаю. Пол такой человек, который всегда выходит победителем из любых неприятностей.
Я вытерла глаза:
— Я знаю, прости. Было так тяжело, и я так беспокоюсь!
— О Поле? Когда все это случилось?
— Все это?
Он произнес быстро, почти сердито:
— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты вся пылаешь от страсти к нему. Это взаимно?
— Это трудно объяснить… — начала я.
— Не беспокойся. — Голос Майка выдавал боль и звучал отрывисто. — Я все вижу сам. Теперь я полностью сошел с дистанции, верно?
— Майк, это что-то, с чем я не могла бороться. Просто так случилось. Я всем сердцем хотела бы, чтобы это был ты. Все было бы проще и легче. А сейчас я уезжаю с Меленуса и все равно возвращаюсь в Англию.
— Но, ради Бога, почему?
— Я не могу объяснить тебе это сейчас. Все, что я могу сказать, — прости. Прости, что не случилось иначе, да и быть не могло. Но я ведь никогда, никогда не давала тебе ложных надежд, верно?
— Ты вообще никогда не поощряла меня, — сказал он со странной горечью. Потом его голос смягчился. Он положил руки мне на плечи и взглянул в лицо. — Я люблю тебя, Стейси. Я всегда буду тебя любить. Твой отъезд в Англию… Если я откажусь от этой работы и приеду вслед за тобой, это может что-нибудь изменить? Будет ли у меня шанс?
Я ответила медленно, неохотно:
— Нет, Майк. Мы были с тобой хорошими друзьями. Давай оставим все по-прежнему.
Он спустил руки с моих плеч:
— Хорошо. Но помни, мы ведь все равно живем на одной планете. Если когда-нибудь ты захочешь, если когда-нибудь я буду нужен тебе…
— Я никогда не забуду тебя, Майк. — Мой голос задрожал, и я боялась, что снова заплачу.
Он крепко сжал мою руку:
— Прощай, дорогая. — Потом повернулся, и мне показалось, что его широкие плечи поникли, когда он зашагал к лестнице.
Дидо поднялась от изголовья постели, на которой лежала Леда, когда я тихо вошла в комнату.
— Она была все в таком же состоянии?
— Да, в том же самом. Я сидела и все время следила.
— Спасибо, Дидо. Теперь я останусь с мадемуазель.
Долгое безмолвное бдение продолжалось. Время от времени я проверяла слабый пульс, протирала влажный лоб капелькой одеколона. Невеселая сиеста продолжалась. Стратос принес поднос с чаем с лимоном и тонким миндальным печеньем. Ветер все еще бушевал, хотя моментами мне казалось, что он стал менее ожесточенным. И в шуме ветра мне послышались какие-то слова, будто демон нашептывал мне прямо в ухо: «Тогда не будет проблем. Ты и Пол сможете пожениться». Я отогнала эту мысль, боясь, что, если задержусь на ней хоть на мгновение, это может каким-то мистическим образом усилить опасность для Пола. Как ни странно, я чувствовала, что не Леде, а Полу это жертвоприношение моих желаний может обеспечить безопасность. Жертва мщения богам! И тогда я сказала себе, что хочу, чтобы Леде стало лучше, взглянула на трогательное белое лицо на подушке и снова с отчаянием подумала во внезапном порыве жалости: «Я хочу, чтобы Леда поправилась!» Потом погладила холодную руку, которая лежала в моей руке будто бы для того, чтобы передать мне послание любви и доверия.