Карта откроет недобрый путь для королей в каре. Мальчик, с него тебе не свернуть, — сказал он. — Шёл бы ты в кабаре. Мы тяпнем пивка, и не дрогнет рука художника из кабаре…
Нет! — заорал я. — Нет!
А потом осталась лишь ухмылка. На этот раз исчез и я. Милосердное, чистое забвение и свист ветра, где-то там, далеко.
Долго ли я спал — не знаю. Разбудил меня Сухэй, повторявший моё имя.
— Мерлин, Мерлин, — говорил он, — небо белое.
— И у меня занятой день, — добавил я. — Знаю. У меня и ночь оказалась занятой.
— Значит, оно до тебя добралось.
— Что?
— Небольшое заклинание, которое наслал я, чтобы открыть твой разум просветлению. Я надеялся подвести тебя к ответу в ключе твоих мыслей, а не нагружать ношей своих догадок и подозрений.
— Я был снова в Коридоре Зеркал.
— Я не знал, какую форму оно примет.
— Это было в действительности?
— Как подобные вещи следуют, так тому и быть.
— Ну, спасибо… я так и думал. Помню, Грайлл говорил что-то о твоём желании видеть меня раньше, чем увидит мать.
— Хотел взглянуть, что ты знаешь, прежде чем встретишься с ней нос к носу. Я хотел защитить твою свободу выбора.
— О чем ты говоришь?
— Я уверен, она хочет видеть тебя на троне.
Я сел и протёр глаза.
— Полагаю, что это возможно, — сказал я.
— Я не знаю, как далеко она зайдёт, чтобы добиться своего. Я хотел дать тебе шанс обдумать собственное мнение, прежде, чем раскусишь её планы. Может, чашечку чая?
— Да, спасибо.
Я принял кружку, которую он предложил мне, и поднёс к губам.
— Что ты ещё можешь добавить, кроме догадок о её желаниях? — спросил я.
Сухэй покачал головой.
— Я не знаю, насколько бурна её программа, — сказал он, — если ты об этом. И связана ли она с заклинаниями, которые висели на тебе, а теперь исчезли.
— Твоих рук дело?
Он кивнул.
Я сделал ещё глоток.
— Никак не предполагал, что так близко подберусь к очереди, — сказал я. — Юрт — четвёртый или пятый номер на транспортёре, не так ли?
Сухэй кивнул.
— Чувствую, что день будет очень занятой, — сказал я.
— Заканчивай с чаем, — сказал он, — и следуй за мной.
Он вышел через драконовый гобелен на дальней стене.
Когда я вновь поднял кружку, яркий браслет сполз с моего левого запястья и поплыл перед моим носом, топя переплетение в круге чистого света. Над дымящимся настоем он затрепетал, словно наслаждаясь коричным ароматом.
— Привет, Призрак, — сказал я. — Что ты так странно прилип к руке?
— Чтобы выглядеть как кусок верёвки, который ты обычно носишь, — пришёл ответ. — Я думал, тебе это понравится.
— Я имею в виду, что ты делал там все это время?
— Только слушал, Папа. Смотрел, чем могу помочь. Все эти люди — твои родственники?
— Те люди, с которыми я встречался, — да.
— Надо ли вернуться в Эмбер и рассказать об их кознях?
— Нет, они творят их и во Дворах, — я ещё хлебнул чаю. — Ты подразумеваешь какой-то особенный вред?
— Не доверяй своей матери и своему брату Мандору, даже если они приходятся мне бабкой и дядей. Я думаю, они что-то для тебя готовят.
— Мандор всегда был добр ко мне….
— И дядя твой Сухэй… он кажется возвышенно неколебимым, но весьма напоминает мне Дворкина. Мог бы он замешивать внутренние беспорядки, но быть готовым соскочить в любой момент?
— Надеюсь, что нет, — сказал я. — Так он не поступал никогда.
— Хо-хо, все это — песочные домики, а сейчас время потрясений.
— Где ты набрался этой попсовой психологии?
— Я изучал великих психологов Отражения Земля. Что было частью моей попытки понять человеческую среду. И я осознаю, что в эту эпоху я больше всего узнал о сути иррационального.
— Ну, хорошо, и чем же могут быть вызваны текущие события?
— На проекцию Лабиринта порядком повыше я наткнулся в Талисмане. Там были представлены аспекты, которых я просто не смог понять. Это привело к обдумыванию теории хаоса, затем к Меннингеру и всем прочим в поисках проявлений его — Хаоса — в сознании.
— И какие заключения?
— В результате я стал мудрее.
— Да нет, я об Лабиринте.
— А, да. Или он обладает элементом рациональности сам по себе, как живая тварь, или он является разумом такого порядка, что некоторые его проявления низшим существам только кажутся иррациональными. Или же объяснения идентичны с практической точки зрения?
— У меня не было случая применить некоторые из тех тестов, что я разработал, но можешь ли ты сказать в рамках своего самоосознания: не подпадаешь ли ты сам под категорию иррациональных систем?
— Я? Иррационален? Такая точка зрения мне в голову не приходила. Я не могу понять, как такое возможно.
Я закончил с чаем и перекинул ноги через край кровати.
— Плохо, — сказал я. — Я думаю, какая-то мера иррациональности и есть то, что делает нас истинно людьми… Как и распознание оного в себе, конечно.
— Правда?
Я поднялся и принялся одеваться.
— Да, и контроль иррациональности может иметь отношение к интеллекту, к творчеству.
— Я собираюсь заняться этим вплотную.
— Будь любезен, — сказал я, натягивая сапоги, — и дай мне знать о своих осознаниях.
Пока я заканчивал одеваться, он спросил:
— Когда небо станет синим, ты будешь завтракать со своим братом Мандором?
— Да, — сказал я.
— А попозже у тебя будет ленч с твоей матерью?
— Это верно.
— А ещё попозже ты будешь смотреть карнавал погребения последнего монарха?
— Уделю.
— Я нужен тебе для защиты?
— Со своими родственниками я буду в безопасности, Призрак. Даже если ты им не доверяешь.
— Последнее погребение, которому ты уделил внимание, было повергнуто бомбардировке.
— Это верно. Но это был Люк, а он дал зарок. Со мной все будет о'кей. Если хочешь осмотреть достопримечательности, иди вперёд.
— Хорошо, — сказал он. — Пойду.
Я поднялся и прошёл через комнату, чтобы встать перед драконом.
— Не мог бы ты показать мне путь к Логрусу? — спросил Призрак.