Церковь выгорела практически полностью, картины, само собой, не уцелели. Я пожалел об этом, так как уж очень запомнилась мне та, третья, картина с поверженным Темным, на нее бы мне хотелось взглянуть еще разок. Неподалеку от церкви я увидел тело в рясе. Священника степняки не стали мучить и просто перерезали горло. Я посмотрел на мертвого святошу и в который раз отметил, что моя жизненная позиция намного лучше церковной. Священник убеждал меня проявить жалость к врагам, но в итоге сам стал их жертвой. Так кто же из нас двоих прав? Что молчишь? Стыдно? Ах да, ты же умер! Наверное, даже побрезговал взять в руки оружие, чтобы помочь защитникам, а просто вышел перед кочевниками и попытался вразумить неразумных созданий Единого, за что и удостоился легкой смерти.
Я молча повернулся и побрел к своему дому. Сейчас главным для меня было разобраться в воспоминаниях степняка и понять, когда ждать следующую группу во главе с магом. Проходя по улицам, я увидел Рокина, который стоял на коленях и со слезами на глазах сжимал в руках тело мертвой девушки. Я узнал в ней одну из поварих. Значит, у них было все серьезно, машинально отметил я и просто прошел мимо. Утешать его смысла не было, да и не подобрал бы я сейчас таких слов, которые могли бы принести облегчение, ведь у самого в душе образовались горечь и пустота.
Пройдя еще два двора, я услышал вой, полный тоски и безысходности. Свернув в ту сторону, я пробрался через огороды на параллельную улочку и обнаружил Волчонка, стоявшего в зверином обличье над мертвым телом своей матери. Я снова молча развернулся и пошел обратно, и меня провожал тягучий звук, выворачивавший нервы наизнанку. Сегодня мы все многое потеряли. Кто-то – любимую девушку, кто-то – родного человека, а я – Город, который не смог защитить. И теперь нам всем нужно будет решить, как с этим жить дальше.
У своего дома я обнаружил поджидавшего меня Ламина. Он задумчиво смотрел прямо перед собой. Подойдя к нему, я остро ощутил его тоску и тихо спросил:
– Собираешься сделать глупость?
– Что? – Ламин вынырнул из размышлений и мрачно ответил: – Нет. Уже нет.
– А почему же ты так решил?
– Что, осуждаешь?
– Просто пытаюсь понять, что тебя остановило.
Ламин немного помялся и начал рассказывать:
– Алекс, когда я увидел, что все мои товарищи мертвы, то горько пожалел о том, что попросился сегодня отправиться вместе с тобой. Мне стало так больно, как не было даже тогда, когда в меня попадали стрелы кочевников. Я убивал всех этих тварей сегодня, стараясь заглушить эту боль, но она стала лишь немного тише, но не ушла насовсем. Я чувствую, что она очень скоро еще вернется, и тогда мне снова захочется последовать за моими братьями.
Я кивнул, потому что и предполагал нечто подобное.
– Но когда я уже хотел было вонзить кинжал себе в сердце, то задумался. Может быть, ты сегодня опять спас мне жизнь? Может быть, ты дал мне шанс отомстить за всех тех, кто был мне дорог. И когда я это сделаю, боль покинет меня навсегда… Это ведь так, Алекс?
Я вздохнул:
– Нет, Ламин, эта боль будет преследовать тебя до конца жизни. Просто со временем она станет совсем незаметной и перейдет в разряд воспоминаний. Поверь, я понимаю, что значит терять тех, кто тебе дорог, и могу тебе только посоветовать жить дальше. Просто жить, ведь твои братья, будь они сейчас с нами, не стали бы желать тебе смерти. Если же ты надеешься, что месть может тебе помочь, я дам тебе такую возможность. Но не стоит делать ее смыслом своего существования, иначе ты умрешь задолго до того, как твое сердце перестанет биться.
– Алекс, я не совсем тебя понимаю, – смущенно сказал Ламин.
Я посмотрел на его по-детски обиженное лицо и слегка растянул губы в печальной улыбке.
– Ты поймешь. Не сразу, но поймешь.
Ламин кивнул, запоминая мои слова.
– Алекс, получается, сегодня ты в третий раз спас меня…
Я сплюнул и заявил:
– Больше ни слова! Сейчас мне нужно пару минут побыть одному и разобраться в сведениях, что я добыл у пленных. А ты пока передай всем парням, чтобы собрались здесь через часок. Будем думать, что делать дальше.
Я оставил Ламина во дворе и зашел в дом. Мои сумки так и стояли нетронутыми, видимо, кочевники не успели добраться сюда или же просто обошли своим вниманием этот явно нежилой с виду дом. Это было хорошо, мне совсем не хотелось разыскивать свои вещи по всему городу и собирать их у трупов. Сев на лавку, я расслабился. Пора было покопаться в моих новых знаниях. Погрузившись в себя, я стал мысленно просматривать интересующую меня информацию и тут же с головой окунулся в воспоминания кочевника.
Первое, что я почувствовал, – мое мироощущение никуда не делось. Я свободно перемещался по доставшимся мне воспоминаниям, но ощущал себя не их участником, а только наблюдателем. Задумавшись над этим, я осознал, что происходит это потому, что я просто-напросто не стал забирать себе душу пленного степняка. И информация из его головы так и осталась лишь сведениями, которые я мог читать, словно книгу, не чувствуя полного эффекта присутствия, как в тот момент, когда просматривал воспоминания своей эльфийской половины. И это было здорово, так как я все еще опасался побочных эффектов, которые могли бы изменить меня совершенно непредсказуемым образом.
Теперь у меня не было ощущения того, что это именно мои воспоминания. Я понимал, что использую чужую информацию, которая представлялась мне фильмом. Только от обычного фильма она отличалось тем, что я был не наблюдателем, а непосредственным участником всех событий, смотря на них глазами Макра, степняка, старшего сына вождя племени Болотных. Поставив себе цель узнать обо всех подробностях нападений на Город, я отдался на волю своего подсознания, которое начало быстро прокручивать новые воспоминания, задерживаясь на необходимых фрагментах.
Сперва я обнаружил себя стоящим в шатре перед пожилым бородатым кочевником. Это отец Макра, понял я. Казалось, я нахожусь в интерактивной игре, где при наведении стрелки на каждый предмет или персонажа сразу же появляются поясняющие подсказки. Захотев проверить это, я оглядел пространство, ограниченное полем зрения Макра, и узнал, что это шатер вождя, хозяин которого находился передо мной. Это жилище было сделано из длинных жердей, накрытых толстыми шкурами, и прекрасно защищало от любой непогоды.
Внезапно старик передо мной заговорил:
– Сын мой, пришло время показать, насколько хорошо ты усвоил мои уроки. Сегодня ты во главе воинов нашего племени отправляешься в славный поход на восточные земли, и только от тебя будет зависеть, добудешь ли ты там славу и богатую добычу или опозоришь наш род.
– Я не подведу тебя, отец, – произнес Макр, а я внезапно ощутил его гордость от того, что ему доверили такое важное дело, нетерпение, азарт…
Ему очень хотелось поскорее отправиться в дорогу, а не выслушивать наставления своего папаши. Интересно, а почему он сам не возглавил поход? И тут же ко мне пришло осознание, слепленное из кусочков воспоминаний, – вот всадники под проливным дождем гонят отару овец, вот отец жалуется шаману племени на боли в спине, а тот после длительного камлания отвечает, что духам предков угодно подвергнуть его такому испытанию, вот вождь собирает совет племени и объявляет, что предки хотят, чтобы он остался защищать стойбище, поэтому поход возглавит его сын… Теперь ясно, почему так радовался Макр. Если бы не старческая немочь, он бы вряд ли добился столь высокой чести.