Время идет быстро, если его не торопить. Пока мы с монтажером собрали весь материал, что имелся по делу Лисянского, пока я писал закадровый текст к передаче, пока мы съездили к ресторану «Ерема» и сняли несколько синхронов со мной сначала в самом ресторане возле столика, за которым сидели и ужинали Марк Лисянский и Альберт Пиктиримов, а потом в проулке возле мусорных баков, где был найден труп продюсера Лисянского, время подошло к вечеру. Две трети передачи было готово. Не хватало только кульминации и эффектной концовки… Здесь надо было что-то придумать.
В десять я был в условленном месте. Ирина и Маша находились уже здесь, и как только Маша увидела меня, решительно направилась к дому.
– Идем за ней, – сказала мне Ирина.
Мы зашли в подъезд и на лифте поднялись на седьмой этаж. Маша подошла к одной из дверей на площадке и позвонила. Ей никто не открыл. Она стала жать и жать на звонок, а потом что есть силы дернула за ручку. И дверь открылась…
– Стоп, – сказал я и отодвинул плечом девчонок в сторону. Затем медленно вошел в прихожую и огляделся. Квартира была однокомнатной. Дверь в кухню приоткрыта, и видно, что там никого нет. Я тихонько пошел к двери комнаты, и тут меня обогнала Маша. Она рывком открыла дверь, ворвалась в комнату и через мгновение пронзительно закричала. Я бросился за ней. Картина, представшая перед моим взором, «украсила бы», если можно так сказать, любой криминальный сериал. На полу, раскинув руки, лежал Стасик Ярошевич, и под ним растекалась багровая лужица крови. Голова и лицо его были также в крови. Возле него валялся пистолет. На расстеленной тахте, прижавшись к спинке и обхватив колени руками, сидела бледная Аленина. Руки и порванный в нескольких местах шелковый халат были запачканы кровью. На тахте, в полуметре от Натальи Валерьевны, валялась опрокинутая набок окровавленная бронзовая статуэтка в виде лежащего льва, настороженно поднявшего голову. Тяжелая мраморная подставка тоже была вся в крови. Увидев дочь и меня, Аленина с трудом разлепила губы и негромко произнесла:
– Он хотел меня убить… Я уже вызвала полицию…
– А «Скорую помощь»? – быстро спросил я.
– Я не помню, – ответила Наталья Валерьевна и закрыла лицо руками.
Я наклонился и приложил палец к сонной артерии Ярошевича. Пульс, слабый, но прощупывается.
– Ира, вызывай «Скорую», – не оборачиваясь, сказал я.
– Он жив? – отняла ладони от лица Аленина.
– Жив, – ответил я и добавил: – Но без сознания…
– Ты, это все ты, ты! – Маша накинулась на мать, и если бы не Ирина, дочь наверняка вцепилась бы в горло Наталье Валерьевне. Но Ирина успела обхватить девушку руками и крепко прижать к себе.
– Ничего тут не трогать, – сказал я.
– Но он же умрет! – истерично закричала Маша.
– А ты знаешь, что надо делать в таких случаях? – заорал я в ответ.
– Я знаю… Надо сначала попытаться остановить кровотечение, – произнесла Ирина и обратилась к Маше: – Я могу тебя отпустить?
– Да, – ответила она.
– И ты не наделаешь глупостей? – быстро спросила Ирина.
– Нет! – крикнула Маша. – Только сделай что-нибудь!
Ирина отпустила Машу и встала перед Ярошевичем на колени, осторожно ощупывая его голову.
– Бинт есть? – посмотрела она на Аленину.
– Что? – непонимающе уставилась на Ирину Наталья Валерьевна. Она явно была не в себе: ее трясло, губы конвульсивно дергались, а глаза, полные ужаса, лихорадочно блестели. Возможно, Аленина тоже нуждалась в медицинской помощи…
Я кинулся в ванную и принес оттуда полотенце.
– Давай сюда, – вырвала у меня полотенце из рук Ирина и, осторожно приподняв голову Ярошевича, плотно обмотала им голову актера. А потом повернула его голову набок, дабы не запал язык, и кровь из носоглотки не попала в легкие.
– Что здесь произошло? – спросил я.
Аленина, продолжая трястись всем телом, произнесла:
– Он хотел убить меня и пытался изнасиловать… Когда я открыла ему дверь, он молча набросился на меня, как дикий зверь. А когда я стала кричать и сопротивляться, он совсем потерял рассудок и достал пистолет. Он повалил меня на тахту и, угрожая пистолетом, стал срывать с меня одежду. Я плохо помню, что делала дальше. А когда очнулась, в руках у меня была вот эта статуэтка, вся в крови, – Наталья Валерьевна со страхом перевела взгляд на бронзового льва, – а он уже лежал на полу без сознания. Наверное, когда он приставил пистолет к моей голове и навалился на меня, я схватила бронзовую статуэтку льва, что стояла на тумбочке возле кровати, и ударила его по голове. А когда он затих, столкнула его с тахты.
– А сколько раз вы его ударили? – спросила Ирина и посмотрела на меня, словно приглашая внимательно послушать ответ Алениной и оценить его.
– Один раз. Или несколько… – ответила Наталья Валерьевна. – Я не помню, все было как в тумане.
– Голова Ярошевича пробита в четырех местах, значит, вы ударили его минимум четыре раза, – сказала Ирина, мельком глянув на меня.
– Возможно… – Наталья Валерьевна перевела взгляд куда-то вбок от наших голов. Мы с Ириной повернулись тоже (Маша не сводила взора с Ярошевича), и я увидел подполковника Попенченко и того самого человека, что сидел за рулем «мерса» тогда утром, во время визита ко мне старшего следователя Главного следственного управления.
– Опозда-а-али, – протянул подполковник Попенченко и перевел взгляд на меня. Глаза его потемнели: – Ты, – произнес он без малейшего намека на вопрос.
– Я, – ответил я.
А потом появилась полиция во главе со старшим лейтенантом.
– Как вас много-то сегодня, – произнес старший лейтенант, поочередно оглядывая всех, а потом сказал явно киношную фразу: – Всем оставаться на своих местах. Кто нас конкретно вызывал?
– Я, – глухо ответила Аленина.
– Что случилось? – спросил старший лейтенант.
– Он… он пришел и вдруг… – начала было Наталья Валерьевна и повалилась набок без чувств.
– «Скорую помощь» вызвали? – поинтересовался старший лейтенант.
– Да, – ответила Ирина.
– Кто вы? – пристально посмотрел старший лейтенант полиции на Ирину.
– Меня зовут Ирина Пиктиримова, – ответила Ирина.
– Что вы тут делаете? – задал очередной вопрос старший лейтенант.
– Ну, пришла, – сказала Ирина, слабо дернув плечиками.
– Зачем? – продолжал допытываться старший лейтенант полиции.
– Меня позвала Маша, – ответила Ирина.
– Маша – это кто? – спросил старший лейтенант.
– Это… я, – сквозь слезы ответила девушка.
– Она дочь вон той женщины, – вмешался в разговор я, указав старшему лейтенанту на лишившуюся чувств Аленину.