– О боже милостивый, – бормочет доктор Джеймсон. В жизни своей не встречала человека, который вставлял бы в разговор столько архаических выражений.
Стоя рядом с ним, я вижу, как из дома выкатывают носилки с миссис Мэлони, она в кислородной маске. Носилки быстро погружают в «скорую», следом идет мистер Мэлони. Лицо у него совершенно серое, он совсем подавлен. В душе у меня что-то переворачивается. Надеюсь, это не моя вина. Надеюсь, ее сердечный приступ случился не потому, что у меня гремел отбойный молоток.
– Винсент. – Мистер Мэлони замечает доктора Джеймсона. – Марджори… – Вот как зовут его жену. Мне ужасно стыдно, что я не знала этого.
– Я пригляжу за ней, Эдвард, – обещает мистер Джеймсон. – Два раза в день? Еда в буфете?
– Да, – обессиленно произносит мистер Мэлони, и ему помогают сесть в машину.
Нет. Не жену.
Дверцы закрываются, «скорая» мгновенно уезжает, и улица снова пуста, словно ничего и не случилось, только вдалеке затихает вой сирены.
– Ой, горе, горе, – грустно говорит мой сосед. – Вот ведь беда какая, боже ж ты мой.
– С вами все в порядке, доктор Джеймсон?
– Зовите меня Винсент, пожалуйста. Я уже десять лет не практикую, – с отсутствующим выражением говорит он. – Ладно, пойду покормлю кошку. Кто это будет делать, когда я уеду? Наверное, мне лучше остаться. Сначала это, – он смотрит на конверт у себя в руке, – а теперь еще и бедные Мэлони. Да, видимо, я нужен здесь.
Я чувствую себя ужасно виноватой, мне и не по себе, и зло берет, словно весь мир сговорился против меня. В данной ситуации не предложить свою помощь было бы уже запредельным свинством. Равно как и попытаться найти кого-нибудь другого вместо себя.
– Я буду кормить эту кошку, если вы мне покажете, где ее еда. И вообще объясните, что с ней нужно делать.
– Согласен! – кивает он.
– Как мы туда попадем? – Я смотрю на опустевший дом со смешными садовыми гномами, аккуратными тропинками, веревочной лесенкой на дереве – для внуков, чтобы было удобнее лазить. Старая плакучая ива опустила ветки до земли, туда, в своеобразный шатер, тоже ведет тропинка. По бокам окон потрескавшиеся, еще восьмидесятых годов ставни, бежевые с розоватым рисунком, а на подоконниках цветы в дешевых горшочках. Такой кукольный домик, бережно укутанный пеленой времени, домик, за которым ухаживают нежные, заботливые руки.
– У меня есть ключ.
Ну разумеется, как иначе. Похоже, у всех на нашей улице есть ключи от соседских домов. Только не от моего.
Он смотрит на конверт, точно впервые его видит, и я замечаю, что пальцы у него подрагивают.
– Винсент, я возьму его, – ласково говорю я и слегка пожимаю ему руку.
Ну вот, этим и закончилось – у меня письмо к тебе от твоей жены и ключ от твоего дома.
Да, и просто чтоб ты знал: я этого ни секунды не хотела.
Эдди возвращается, чтобы еще немного поработать. Я как раз кладу Марджори еду, и она нетерпеливо трется мне об ноги, но вдруг ее перекручивает так, точно она хочет вылезти вон из своей шкуры, и она бросается в дом в поисках спасения. Не буду я ее там искать, не хочу вторгаться в чужое пространство. Кошка, она кошка и есть, выйдет, когда жрать захочет.
Эдди усердно трудится, будто и не отлучался ни на миг, и тут приезжает Джонни, поглядеть, как идут дела. На мои жалобы на его напарника он реагирует молча, даже глазом не моргнув. Потом заявляет, что все идет по плану, а сейчас им пора, ждет другая работа. Ждет она их недалеко – прямо напротив. Они просто перебираются на другую сторону улицы, к твоему дому. Паркуются рядом с джипом и бодро выскакивают из своего фургона. Я наблюдаю из-за занавески. Судя по всему, становлюсь законченной вуайеристкой, но поделать с собой ничего не могу, меня мучает любопытство. Джонни промеряет раму вокруг разбитого окна, потом они достают из фургона доску и принимаются ее пилить. Мне их почти не видно, зато хорошо слышно. Всего полшестого, а уже почти темно. Они зажгли большой переносной фонарь, а еще слабо светится окно у тебя на кухне. Оно выходит на задний двор, и толку от него мало. Однако ясно, что ты проснулся.
Минут через десять они ставят деревянную заплатку тебе на дверь, запрыгивают в свой драндулет и уезжают. А что у меня в саду хаос и разорение, никого, конечно, не тревожит. Хоть трава не расти.
На столе лежит белый конверт. Доктор Джеймсон взял с меня слово, что я передам его тебе лично в руки. И тогда он сможет сказать Эми, что ее поручение исполнено. Твой ключ по-прежнему на кухонной стойке, вид у него какой-то чужеродный, но я не знаю, куда его деть. Этот ключ, словно магнит, притягивает мой взгляд. Куда ни отвернусь, все время к нему возвращаюсь.
Это неправильно, что у меня дома твоя вещь. Да еще письмо… Похоже, Эми наконец решила от тебя уйти и доверила соседям роль горевестника. Не сомневаюсь, она подробно изложила все, что о тебе думает. Наверное, не один час сидела, подбирала подходящие слова. В общем, деваться некуда, мой долг перед ней отдать тебе письмо. Мне бы сейчас позлорадствовать, но нет, моя миссия не доставляет мне ни малейшего удовольствия. И слава богу, не всем же быть такими сволочами, как ты, меня чужие несчастья не радуют.
Надеваю пальто, беру конверт. Звонит мобильный, номер какой-то незнакомый. Может, это давешний странный тип с неведомым акцентом? Ладно, отвечу.
– Привет, Джесмин. Это Кевин.
В животе противно холодеет, я застываю, как соляной столб, и вижу, что ты выходишь из дома, идешь к машине, садишься и уезжаешь.
Не могу заснуть. Это не из-за предстоящего свидания с Кевином – я согласилась с ним встретиться, но не у меня, а в кафе, чтобы в любой момент можно было встать и уйти, – а потому, что мысленно прокручиваю разные сценарии твоего ночного возвращения. Вот ты приехал, пьяный в стельку, я отдаю тебе ключ, потом письмо. Ты не можешь открыть дверь, я помогаю, ты вдруг приходишь в ярость, швыряешь в меня стулом… орешь, не знаю, что еще делаешь… Не хочу, не хочу я в этом участвовать. А придется – соседский долг обязывает.
Когда ты приезжаешь, я все еще не сплю. Гремит «Город-рай». Сегодня гаражные ворота не пострадали, ты успеваешь затормозить вовремя. Выключаешь зажигание, захлопываешь дверцу машины и, заплетаясь, направляешься к дому. Не с первого раза, но все же умудряешься попасть в замочную скважину. Заходишь и ногой закрываешь за собой дверь. В прихожей загорается свет. Лампочка на крыльце гаснет. Свет загорается в спальне и гаснет в прихожей. Через пять минут в доме темно.
Вокруг меня царит непонятная тишина. Я вдруг осознаю, что все это время наблюдала за тобой, затаив дыхание. Ложусь в полном смятении.
Я разочарована.
В субботу у меня гости. Нас восемь человек, все мои самые близкие. Бьянки нет, она осталась дома с новорожденным, но Тристан пришел. Он засыпает в кресле у камина еще до того, как мы садимся за стол. Там мы его и оставляем, не стоит тревожить беднягу.