Я не хочу иметь детей. Мама не хотела покидать Хизер, теперь я не хочу ее отпустить.
«Никогда ничего не заканчивать, как ты всегда и делаешь», – говорил мне Ларри.
У меня кружится голова. Она не вмещает всей информации. В памяти всплывают обрывки разговоров, мои собственные мысли. Они смеются, корчат рожи и нараспев спрашивают: «Мы это давно уже поняли, а ты нет?»
Растить детей, чтобы отпустить их.
Кевин сказал, что я умру.
Создавать компании и продавать их.
Держаться рядом с Хизер, потому что мамы нет.
– Ну а тебе-то какое дело? – Папа уже кричит, и Хизер прижимает ладони к ушам. – У тебя проблемы со всеми в семье, кого ни возьми. Кроме нее, конечно. Вы вечные заговорщики, сообщники, черт подери…
– Потому что мы оба были чужими в этом несправедливом, жесто…
– Ой, заткнись и отправляйся обратно в Австралию. Там расскажешь своему психотерапевту…
– Простите, но я не заткнусь. Именно поэтому мы с Джесмин…
– Ты в порядке?
Это ты. Смотришь участливо, в первый раз за весь вечер без улыбки. Тебе больше не смешно. Твои слова доносятся откуда-то издалека.
Я что-то бормочу.
– Ты бледная.
Собираешься встать, чтобы подойти ко мне, но я сама поднимаюсь с кресла. Но делаю это слишком резко, и организм, измученный похмельем, а еще больше дружеской встречей поддержки, не справляется. Санди вскакивает и успевает меня подхватить. Я опираюсь на его руку и не свожу глаз с двери. Мне уже не до вежливых извинений, я должна выйти на свежий воздух.
Иду как сомнамбула, а пол колеблется под ногами и стены съезжаются вокруг меня. Надо выбираться, пока они не схлопнулись окончательно. Боже, солнце, свежий воздух, пахнет травой и цветами, журчит мой фонтан. Сажусь на скамейку и поджимаю ноги под самый подбородок. Дышу. Глубокий вдох – выдох. Уф-ф, вроде полегчало.
Не знаю, сколько времени я так сижу, но наконец до них доходит. Открывается дверь, выходит Каролина, топает мимо меня прямиком к своей машине и, не сказав ни слова, уезжает. За ней появляются папа, Лейла и Зара. Я прячу лицо в коленки. Чувствую запах одеколона Санди, он замедляет шаг возле скамейки, но потом идет дальше. Затем выходишь ты. Я знаю, что это ты, не могу сказать как, но я отличаю тебя от всех остальных. К тебе присоединяются малыши, и я понимаю, что не ошиблась.
– Н-да, тебе досталось, – говоришь ты.
Я не реагирую, только еще ниже опускаю голову. Ты кладешь мне руку на плечо. Легонько, но твердо его пожимаешь, и я принимаю этот жест дружелюбия. Ты идешь к дому, останавливаешься посреди дороги и говоришь:
– Да, и спасибо, что прошлой ночью бросила мне в ящик письмо от Эми. Ты права, думаю, пора мне его прочитать. Она полгода со мной не разговаривает. Хуже уже не будет. Я надеюсь.
Твои шаги затихают, и я слышу, как в доме Джейми успокаивает Хизер. Поскорей иду туда. Кевин бестолково мечется, не зная, что ему делать.
– Ты иди, Кевин. Я позвоню.
Он не уходит.
– Кевин, – вздыхаю я. – Спасибо за все. За то, что постарался мне сегодня помочь. Я забыла… многое, а ты, я вижу, нет. Ты всегда был рядом.
Он кивает и грустно улыбается.
Я нежно прижимаю руку к его щеке и целую в другую щеку.
– Перестань со всеми сражаться, – шепчу я.
Он проглатывает комок в горле и задумывается. Потом кивает и молча уходит.
Я устраиваю Хизер на диване, обнимаю ее и приклеиваю на лицо улыбку.
– Это что за слезки? Малыш-глупыш, не о чем плакать, – вытираю ей щеки.
– Я хотела помочь, Джесмин.
– И помогла. – Кладу ее голову себе на грудь и тихонько укачиваю.
Чтобы взлететь, надо сначала счистить с крыльев налипшее дерьмо. Шаг первый – обнаружить дерьмо. Сделано.
Когда я была маленькой, лет в восемь примерно, я очень любила сбивать с толку официантов. Узнав о том, что в ресторанах существует свой молчаливый язык жестов, я быстро его освоила. Мне нравилось, что я могу при помощи некоего шифра общаться с кем-то посторонним, со взрослым, причем на равных. В том месте, где мы часто обедали всей семьей, у меня была излюбленная мишень. Официант, которого я потихоньку изводила. Я клала вилку с ножом поверх тарелки, а когда он шел, чтобы ее убрать, рассеянным жестом перекладывала на стол. Мне нравилось, как он резко сворачивал в сторону, точно ракета, потерявшая цель. Я проделывала так несколько раз за вечер, но ненарочито, поэтому он ни о чем не догадывался. Точно так же я поступала с меню. Закрытое меню означает, что ты готов сделать заказ. Открытое – ты еще выбираешь. Я закрывала меню, а когда он устремлялся к нашему столу, открывала снова и, нахмурив лоб, сосредоточенно читала названия блюд, изображая, что никак не могу принять решение.
Не знаю, что означает тот факт, что я сейчас об этом вспомнила. Не знаю, что это говорит о моем подсознании, кроме того, что я с детства любила посылать совмещенные сигналы.
Когда я шла домой от автобусной остановки, куда проводила Хизер – она сказала, что мне не надо садиться за руль, потому что я «очень расстроена», – у меня вдруг возникло смутное беспокойство. И сейчас я наконец понимаю, в чем дело. Ты сказал: «Спасибо, что прошлой ночью бросила мне в ящик письмо от Эми». В этом есть что-то ужасное, когда тебе говорят, что ты сделала что-то, чего ты не делала. Сначала я думаю, что ты ошибся, ведь я столько раз пыталась отдать тебе письмо Эми, а ты мне его возвращал и просил прочитать вслух. Ну конечно, ты ошибся. Письмо в вазе с лимонами, мы же решили, что ты типичный лимон. Но. Но. Ты сказал: прошлой ночью. Спасибо, что отдала его прошлой ночью.
Значит, это никак не могла быть я, ибо прошлой ночью я искала истину на дне бутылки с водкой. Наверное, твоя жена передала тебе другое письмо, а ты подумал, что я бросила его тебе в ящик. Но ты ни словом не упомянул об этом, пока мы сидели за столом у тебя в саду, из чего я заключаю, что письмо попало к тебе уже после этого. И я бы знала, что она приезжала, ведь я не спала до шести утра. Какая бы я ни была пьяная, а ее бы заметила – дьявол, да я бы побежала через дорогу и пригласила ее потрепаться.
– Добрый день, Джесмин, – весело приветствует меня доктор Джеймсон. – Знаете, я тут решил двадцать четвертого июня устроить небольшое суаре. В этом году такое чудесное лето, и мне захотелось позвать всех соседей на барбекю, отметить день летнего солнцестояния. Что скажете? У меня пока нет ответа от молодого человека из шестого дома. Попытаюсь зайти к нему еще раз, может быть, застану его.
Он смотрит на меня, и наступает долгая пауза.
Я судорожно пытаюсь вычислить, кто, когда, где…
– Джесмин, все в порядке?