Продравшись сквозь ветки, Гришанин кое-как вытащил из машины мешок с капканами и осмотрелся. По осени, еще до снега, он пару раз доходил до Виленского зимовья, а в прошлые годы забирался в тайгу и дальше. Так что места были ему знакомы. Но сейчас лес выглядел каким-то чужим. Может, от поникшей зелени, а может, потому, что в полдень в тайге было по-сумеречному темно из-за облаков, висящих над самыми макушками сосен. Гришанин принюхался. В воздухе пахло сыростью и еще чем-то – плесенью, что ли. Он вспомнил погреб, где тесть ставил свою брагу. От сырости на прогнивших деревянных полатях в погребе выросли грибы. И воняло там так же отвратительно. Гришанин брезгливо поморщился, потом взвалил на спину мешок с капканами, прихватил из машины топор и зашагал в глубь леса. Чем мотаться с ружьем по тайге, вдыхая эту вонь, он просто расставит капканы на звериных тропах и будет регулярно проверять их. Рано или поздно какая-нибудь бешеная лисица, волк или барсук попадется в расставленную ловушку. Идея использовать капканы для отлова бешеных животных была хороша, с какой стороны ни гляди. Вот только пробираться через чащу с тяжелым мешком за плечами было адски трудно, и как Гришанин ни пытался подбадривать себя, даже мысли о легком заработке не особенно поднимали настроение. Он весь покрылся липким потом, то ли оттого, что набитый капканами и звенящий цепями мешок оказался таким тяжелым, то ли потому, что в чаще было непривычно жарко и душно. Остановившись, Гришанин бросил мешок на землю и вытер со лба пот мокрой ладонью. Сердце гулко колотилось в груди. Даже дышать было трудно. Что это с ним? Вроде не бухал накануне, так, выпил с тестем пару стопарей за удачную охоту. А звери, как назло, попрятались. Даже сорочьей трескотни, которая так раздражает на охоте, не было слышно. Может, у них эта, миграция, невесело усмехнулся Гришанин. Или все передохли? Шутливый вопрос отчего-то не вызвал улыбку. Наоборот, на душе стало тревожно. Ему вдруг захотелось бросить все, даже мешок с капканами (ну их на хрен, эти деньги!), рвануть обратно к машине, дать по газам и гнать из леса, гнать до самого дома.
Стиснув рукоятку топора, Гришанин настороженно огляделся по сторонам. На засохшем кусте рябины, а может, черемухи, в пяти шагах от него что-то висело, что-то похожее на пучок истлевшей травы. Гришанин подошел ближе. Вблизи «пучок травы» оказался клоком вырванной шерсти. Гришанин потрогал его и сейчас же отдернул руку. Шерсть была сырая и липкая, к тому же отвратительно воняла. Он даже не стал гадать, чья она. Торопливо вернулся к своему мешку и установил под кустом первый капкан, обмотав цепь вокруг основания ствола.
В течение следующего часа Гришанин расставил оставшиеся пять капканов, разбросав вокруг наживку: куриные потроха, и отметив места установки зарубками на стволах ближайших деревьев. Можно было возвращаться. С огромным облегчением он повернул назад, ориентируясь по собственным зарубкам. Никто не подгонял его, но он припустил так быстро, как только мог. Если бы чаща была не такой густой, то, наверное, перешел на бег. Подспудное, необъяснимое чувство страха гнало его обратно к машине. Окружающий лес действительно изменился. Хотя Гришанин не мог понять, какого рода эти изменения. Вот, хотя бы роса. Разве на траве или на листьях в середине дня бывает роса? И почему ему так трудно дышать? Гришанин прислушался к собственному дыханию. Он дышал, как паровоз, а грудь вздымалась, словно кузнечные мехи. Но лесной воздух отчего-то не наполнял легкие. И усталость. Так обычно бывает при недостатке кислорода. Гришанин остановился, чтобы перевести дух. Он уже должен быть рядом с машиной, значит, вполне может позволить себе передохнуть. Вот и засохший куст, под которым он поставил первый капкан.
Гришанин взглянул в направлении куста и не поверил своим глазам – куст шевелился. Он отвел взгляд, потом переложил топор в левую руку и вытер мгновенно вспотевшую правую ладонь о штаны. Снова посмотрел на куст. Тот двигался, по-прежнему двигался. Голые ветки сгибались и разгибались, облепленные чем-то – или кем-то? По ним скакали голые черные зверьки, похожие на крупных жаб или лягушек. Еще больше таких же существ копошилось в траве, возле капкана. Гришанина чуть не вытошнило от отвращения, когда он увидел эту шевелящуюся массу. Но он все-таки заставил себя присмотреться. Зверьки не просто сновали в траве – они искали разбросанную приманку! Не лисы, не волки и не барсуки, а какие-то отвратительные бородавчатые жабы! Гришанина передернуло. В этот момент одна из тварей запрыгнула на личинку капкана. Послышался сухой щелчок, когда пружина вышла из зацепления, и в следующее мгновение стальные челюсти захлопнулись, перерубив тварь пополам. Не было ни писка, ни визга, просто две разрубленные половинки шлепнулись в траву. Остальные жабы с поразившей Гришанина жадностью набросились на эти обрубки. Так хищные рыбы пираньи всей стаей бросаются на брошенный в воду кусок мяса – он как-то видел по ящику в каком-то фильме. Когда комок жаб распался, на земле остались одни обглоданные кости. А ведь прошло всего несколько секунд… Аппетит у местных жаб оказался не хуже, чем у заморских пираний.
Нужно было перезарядить капкан. Гришанин даже сделал шаг к нему, но потом остановился. Какой смысл, если мерзкие жабы сожрали всю приманку? Но эта мысль лишь промелькнула в голове, не потревожив сознание. Гораздо важнее была другая. Пираньи! В том фильме хищные рыбы жрали не только мясо, но и людей. Что, если и эти жабы… Додумать до конца Гришанин не успел, увидев, как жабы одна за другой поворачивают к нему свои отвратительные морды. Да и не жабы это были вовсе! У некоторых из них он разглядел хвосты, узкие и длинные, будто у крыс. У других на голой бородавчатой шкуре топорщилась щетина, а кое-где даже торчали клочки слипшейся шерсти. Но все (уже все без исключения!) твари смотрели в его сторону. А потом что-то произошло. Словно электрический разряд пробежал по массе отвратительных зверьков, заставив ее сорваться с места. Единой волной они взвились в воздух и огромными скачками ринулись на оцепеневшего от неожиданности человека. «Беги!» – полыхнуло в его мозгу. И он побежал.
Он мчался по собственным следам к оставленной за деревьями машине, а сзади неслась черная волна невиданных существ. Неслась почти беззвучно – Гришанин не слышал ни рычания, ни кваканья, ни визга. Только шорох, напоминающий шум дождя. И этот шум неумолимо приближался. Бегущий человек задыхался. Пропитавшаяся потом одежда больно врезалась в пах и подмышки. Рано или поздно он должен был упасть. Но впереди, среди деревьев, уже мелькали знакомые очертания машины. На последнем дыхании Гришанин подбежал к «газику», рванул на себя водительскую дверцу и вместе с просунувшимися ветками ввалился в кабину. Он больно ударился грудью о руль, но все-таки сумел вытолкнуть ветки наружу и захлопнуть дверь, прежде чем преследующая его живая волна ударилась в борт автомобиля. Словно запущенный кем-то ком мягкой глины или теста шлепнулся в только что захлопнувшуюся дверь, а потом такие же глухие удары послышались со всех сторон. Гришанин вздрогнул и принялся судорожно шарить по карманам в поисках ключа зажигания. Обычно он клал все ключи в правый боковой карман, но сейчас там ничего не было, кроме каких-то засохших крошек. Потерял! Выронил, когда бежал по лесу! Волна ужаса накрыла Гришанина. Руки затряслись. Чтобы унять дрожь, он сунул их в карманы штанов… Ключ лежал там, в правом кармане. А он искал его в своей робе! Гришанин выдернул его из кармана, ободрав в кровь указательный палец, вставил в замок зажигания, повернул. Никакого эффекта – стартер даже не дернулся, лишь стрелки приборов слабо качнулись вправо. Он снова и снова поворачивал ключ, но каждый раз слышал в ответ лишь слабое пощелкивание реле. Нет искры, понял Гришанин. Утром в гараже он столкнулся с той же проблемой, но тогда он без особого труда запустил мотор с помощью заводной рукоятки. Гришанин предусмотрительно прихватил ее с собой, но, чтобы воспользоваться рукояткой, нужно было ВЫЛЕЗТИ из машины.