– Звучит неплохо.
– Здесь слева небольшая гардеробная. Как сказал Джа, там вы найдете кое-какую свежую одежду. Ваша ванная за следующей дверью. Душ и все такое прочее. Ну, вот и все. Я думаю, это приемлемо.
– Это прекрасно, – сказал Марти. Той взглянул на часы и повернулся, чтобы уйти.
– Прежде чем вы уйдете...
– Что-то не так?
– Да нет, – сказал Марти. – Господи, да никаких проблем. Я просто хотел, чтобы вы знали, что я благодарен...
– Нет нужды.
– Но это так, —настаивал Марти; он пытался найти повод для этой беседы еще на Тринити-роуд. – Я действительно оченьблагодарен. Я не знаю, почему или как вы выбрали меня – но я ценю это.
Той чувствовал себя слегка неудобно от этой демонстрации чувств, но Марти был рад, что сказал это.
– Верьте мне. Марти. Я не выбрал бы вас, если бы не думал, что вы можете справиться с этой работой. Теперь вы здесь. Все сейчас зависит от вас. Я, конечно, буду поблизости, но теперь вы более или менее принадлежите себе.
– Да. Я понимаю.
– Теперь я вас оставлю. Увидимся в начале недели. Кстати, Перл оставила вам перекусить в кухне. Доброй ночи.
– Доброй ночи.
Той оставил его одного. Он сел на кровать и открыл чемодан. Наспех брошенная одежда пахла тюремным стиральным порошком, и он даже не хотел вынимать ее. Вместо этого он докопался до дна чемодана, пока руки не нащупали бритву и крем. Затем он разделся, бросил несвежую одежду на пол и отправился в ванную.
Она была просторной, с множеством зеркал и соблазнительным светом. На батарее висели свежевыглаженные полотенца. Здесь были и душ, и ванная и биде: изобилие предметов водоснабжения приводило в замешательство. Что бы ни случилось теперь с ним, он будет чистым. Он включил свет у зеркала и поставил бритвенные принадлежности на стеклянную полочку над раковиной. Рыться в чемодане было не к чему: Той, а может быть, Лютер разложил для него на полке полный бритвенный набор: бритва, размягчающий крем, крем для бритья, одеколон. Он взглянул на себя в зеркало; интимное исследование, обычно присущее женщинам, хотя мужчины тоже практикуют его, особенно в запертых ванных комнатах. Дневные заботы отразились на лице: кожа была бледной, под глазами нависли мешки. Как будто отыскивая драгоценности, он исследовал свое лицо. Было ли здесь написано прошлое, думал он, прошлое, со всеми своими неряшливыми деталями; не выгравировано ли слишком глубоко для того, чтобы его можно было стереть?
Конечно, ему понадобятся солнце и хорошие упражнения на свежем воздухе. С завтрашнего дня, подумал он, новый режим. Он будет бегать каждый день, пока не приобретет такую хорошую форму, что его будет не узнать. Отправится к хорошему дантисту. Его десны часто кровоточили и беспокоили его и в некоторых местах отставали от зубов. Он гордился своими зубами, крепкими и сильными, как у его матери. Он попытался улыбнуться зеркалу, но улыбка потеряла часть своей прежней зажигательности. Ему придется поупражняться и над этим. Он снова в большом, огромном мире; и со временем, может быть, появятся женщины, которых нужно будет уговаривать своей улыбкой.
Его внимание переключилось с лица на тело. Слой жира сидел на мышцах его живота: у него был слегка избыточный вес. Ему придется поработать над этим. Следить за диетой и выполнять упражнения до тех пор, пока он не вернется к своим двенадцати стоунам, как он был, когда попал в Вондсворт. Несмотря на лишний вес, он выглядел достаточно хорошо. Может быть, мягкий свет льстил ему, но тюрьма, как казалось, не слишком его изменила. У него сохранились все его волосы; он не был поранен – за исключением татуировок и небольшого шрама слева у рта; он не накачал глаза наркотиками. Наверно, он действительно выжил, в конце концов.
Его рука прокралась к паху, когда он исследовал себя, и он лениво подразнил себя до полуэрекции. Он не думал о Шармейн. Если в его возбуждении и было сколько-нибудь похоти, она была нарциссической. Многие из зеков, с которыми он сидел, считали в порядке вещей утолять свою сексуальную жажду со своими соседями, но Марти никогда не привлекала эта идея. Не только из-за того, что ему это было противно – хотя, именно это он и ощущал, – а из-за того, что эта ненатуральность препятствовала ему. Это был просто еще один способ, которым тюрьма подавляла людей. Вместо этого он запер свою сексуальность под замок и использовал свой член, чтобы писать и еще кое для чего. Теперь, играя с ним, как глупый подросток, он подумал, сможет ли он еще использовать эту штуковину.
Он включил тепловатую воду и встал под душ, намыливая себя с головы до ног пахнущим лимоном мылом. Среди всех удовольствий дня это было самое лучшее. Вода была бодрящей, словно он стоял под весенним дождем. Его тело начало просыпаться. Да, именно так, он думал: я был мертв, и теперь я возвращаюсь к жизни. Он был похоронен в заднице мира, в такой глубокой, что он никогда не думал, что выкарабкается оттуда, но он смог,черт возьми! Он вышел.Он смыл с себя пену и затем позволил себе повторить процедуру; теперь вода текла сильнее и была горячее. Ванная заполнилась паром, лужицы воды появились на полу.
Он вылез из ванны и выключил воду, его голова слегка шумела от тепла, виски и усталости. Он повернулся к запотевшему зеркалу и протер кулаком овал. Вода придал новый цвет его щекам. Его волосы налипли на голову как светло-коричневая тюбетейка. Он отрастит их настолько длинными, насколько позволит Уайтхед, возможно, сделает себе прическу. Но сейчас было более сложное дело: удаление забракованных усов. Он не был особенно волосатым. Отращивание усов заняло у него несколько недель, и ему пришлось вынести обычный поток дурацких шуток, пока он занимался этим. Но если босс желает видеть его бритым, то кто он такой, чтобы возражать? Мнение Уайтхеда по этому вопросу звучало скорее как приказ, нежели предложение.
Хотя кабинка в ванной была хорошо оснащена (все от аспирина до препарата для уничтожения блох), в ней не было ножниц, и ему пришлось тщательно намылить волосы, чтобы смягчить их и сбривать прямо бритвой. Лезвие сопротивлялось, как и его кожа, но взмах за взмахом его верхняя губа выступала для обозрения, с таким трудом выращенные усы падали в раковину в хлопьях пены, чтобы быть смытыми струёй воды. Для удовлетворительного результата ему потребовалось полчаса. Он поранился в двух-трех местах и постарался как можно лучше залечить слюной порезы.
Когда он закончил, ванная почти уже очистилась от пара, и лишь несколько пятен на стекле искажали его отражение. Он взглянул на свое лицо в зеркале. Его обнаженная верхняя губа была розовой и беззащитной, а впадинка в ее центре была удивительно забавной, но в целом было не так уж плохо.
Удовлетворенный, он смыл остатки усов со стенок раковины, обернул полотенце вокруг пояса и медленно вышел из ванной. Он был практически сухим в отапливаемом доме; вытираться не было необходимости. Усталость и голод охватили его, когда он присел на край кровати. Внизу для него была еда, вроде бы говорил Той. Что же, может быть, он сейчас откинется назад на эту девственную простыню, положит голову на пахнущую свежестью подушку и закроет глаза на полчасика, а потом встанет и отправится поужинать. Он скинул полотенце и лег на кровать, натянув на себя одеяло до половины, и, сделав это, уснул мертвым сном. Ему не снились сны; но даже если они и были, он спал слишком крепко, чтобы запомнить их.