Это было заманчивое предложение: никогда больше не быть под пятой старика, никогда не выносить его поцелуи, вкус которых так стар. Кэрис взглянула на Брира.

– Не бойся его, – уверил ее Архитектор, кладя руку на ее шею. – Он ничто и никто. Со мной ты в безопасности.

– Она может сбежать, – запротестовал Брир, когда Европеец позволил Кэрис пойти в ее комнату, чтобы забрать вещи.

– Она никогда не оставит меня, – ответил Мамулян. – Я никогда не причинил ей ничего дурного, и она об этом знает. Когда-то я держал ее на этих руках.

– Она была голая?

– Крошечная и такая ранимая, – его голос упал до шепота, – она заслуживает лучшего, чем он.

Брир не ответил ничего – он просто стоял, нагло слонившись к стене, вычищая засохшую кровь из-под ногтей лезвием. Он портился быстрее, чем ожидал Европеец, о надеялся, что Брир доживет до того, когда весь этот хаос закончится, но, зная старика, его льстивость и уклончивость. Он начинал думать, что то, что должно было занять дни, видимо, займет недели, а к этому времени состояние Пожирателя Лезвий будет действительно плохим. Европеец чувствовал себя усталым. Поиск замены Брира и управление ею могло бы истощить его и без того убывающую энергию. Он услышал, как Кэрис спускается вниз по лестнице. В некотором смысле ему было жалко терять шпиона во вражеском лагере, но могло произойти слишком много изменений, если он не заберет ее. Во-первых, она знала его более глубоко, чем, возможно, она полагала. Она инстинктивно чувствовала его страх перед плотью: об этом говорила мудрость, с которой она выпихивала его, когда они были вместе со Штрауссом. Она также знала о его усталости, его колеблющейся вере. Но была еще одна причина, чтобы забрать ее. Уайтхед говорил, что она – все, что у него есть. Если они заберут ее сейчас, Пилигрим останется один, и это будет агония. Мамулян верил, что она будет нестерпимой.

39

После исследования залитой потоками света поверхности участка, Марти так и не обнаружив Уайтхеда, поднялся наверх. Настало время нарушить указание Уайтхеда и поискать старика на запретной территории. Дверь в комнату в конце верхнего коридора за спальнями Кэрис и Уайтхеда была закрыта. Стиснув зубы, Марти подошел к ней и постучал.

– Сэр?

Поначалу внутри не было ни звука. Затем послышался голос Уайтхеда, слабый, словно он только что проснулся.

– Кто это?

– Штраусс, сэр.

– Входи.

Марти мягко толкнул дверь, и она отворилась.

Когда он воображал интерьер комнаты, то это всегда была сокровищница. Но правда была абсолютно противоположной. Комната была спартанской – ее белые стены и скудная обстановка производили холодное впечатление. Здесь была единственная драгоценность. У одной голой стены стоял алтарь – его роскошь была явно неуместна для столь строгого жилища. Центральная створка изображала величественно садистское распятие – золото и кровь.

Хозяин комнаты сидел одетый в роскошный домашний халат в дальнем углу комнаты за большим столом. В его взгляде, который он бросил на Марти, не было ни приветствия, ни обвинения, его тело располагалось в кресле, как мешок.

– Не стой в дверях, парень. Входи.

Марти закрыл за собой дверь.

– Я знаю, сэр, вы говорили мне никогда не подниматься сюда. Но я боялся, что с вами что-то случилось.

– Я жив, – сказал Уайтхед, поднимая руки. – Все в порядке.

– Собаки... мертвы.

– Я знаю. Садись.

Он указал на пустой стул, стаявший у стола напротив него.

– Мне вызвать полицию?

– Нет нужды.

– Они все еще могут быть рядом.

Уайтхед качнул головой.

– Они ушли. Сядь, Мартин. Налей себе стакан вина. У тебя такой вид, словно ты хорошо побегал.

Марти выдвинул стул, который стоял под столом, и сел. Неприкрытая лампа, горевшая в середине комнаты, отбрасывала трепещущий свет. Тяжелые тени, мертвенно бледный свет – представление привидений.

– Положи пистолет. Он тебе не понадобится.

Марти положил оружие на стол рядом с тарелкой, на которой было всего несколько тончайших кусков мяса. За тарелкой стояла ваза с клубникой, частично опустошенная, и стакан воды. Все говорило о небрежности ужина: мясо, нарезанное почти на прозрачные ломтики, – непропеченное и влажное, хаотичное расположение чашек и вазы. Но всем этом чувствовалась какая-то закономерность, так возникало чувство сверхъестественной, случайной красоты. Между Марти и Уайтхедом в воздухе вяло плавали пылинки, поднимаясь от стола к голой лампочке под потолком.

– Попробуй мясо, Марти.

– Я не голоден.

– Оно восхитительно. Его купили мои гости.

– Так вы знаете кто они?

– Да, конечно. Теперь садись.

Неохотно Марти подцепил с тарелки тонкий кусочек и попробовал его. Мясо растаяло на языке – у него действительно был изысканный вкус и оно возбуждало аппетит.

– Доешь, – предложил Уайтхед.

Марти последовал его совету. От ночных происшествий у него разыгрался аппетит. Уайтхед налил ему бокал красного вина, он немедленно осушил его.

– Не сомневаюсь, твоя голова полна вопросов, – сказал Уайтхед. Пожалуйста, спрашивай. Я постараюсь ответить.

– Кто они?

– Друзья.

– Но они пришли как убийцы.

– А разве не бывает такого, когда друзья, со временем, могут статьубийцами? – Марти был не готов к такому частному парадоксу. – Один из них сидел там, где сейчас сидишь ты.

– Как я могу быть вашим телохранителем, если я не отличаю ваших друзей от врагов?

Уайтхед помолчал, затем жестко взглянул на Марти.

– А тебе не все равно? – спросил он.

– Вы были добры ко мне, – ответил Марти, шокированный вопросом. – За какого же бессердечного ублюдка вы меня принимаете?

– Боже мой... – Уайтхед покачал головой. – Марти...

– Объясните мне.Я хочу помочь.

– Что объяснить?

– Как можете вы приглашать человека, который хочет убить вас, обедать с вами?

Уайтхед разглядывал пылинки, вьющиеся в столбе света между ними. Он или считал вопрос не заслуживающим внимания, или просто не находил ответа.

– Ты хочешь помочь мне? – наконец спросил он. – Тогда похорони собак.

– Это все, на что я гожусь?

– Может быть, придет время...

– Вы всегда так говорите, – вставая, сказал Марти. Он больше не собирался получать ответы – все было слишком очевидно. Просто мясо и хорошее вино. Но сегодня этого было недостаточно.