Конечно, не нравится. Но со временем ты научишься. Живое не для тебя. Тень тени, призрак призрака – вот что такое «живое». Ты хочешь лечь – позволь себе эту причуду. Ничто – вот сущность всего, парень.
– Я хочу уйти.
Разве я не сказал тебе – ляг?
–Я хочу уйти... пожалуйста.
Ты в безопасности.
–Пожалуйста.
Он шагнул вперед, забыв, где находилась дверь. Спереди или сзади? Вытянув перед собой руки, как слепец на краю пропасти, он закружился, ища хоть какую-нибудь зацепку. Это не было тем переживанием, какое он себе представлял это было ничем. Ничто – вот сущность.Вступив сюда однажды, он оказался в безграничном Нигде, без расстояния и глубины, севера или юга. А все снаружи – лестница пролеты, лестница под этой лестницей, холл, Кэрис – все это походило на подделку. Сон осязания, не реальное пространство. Нигде не былореального пространства, только здесь. Все, что он прожил и испытал, все, от чего он получил радость или боль, все это было нематериально. Страсть была пылью. Оптимизм, самообман. Теперь он даже усомнился в самой памяти об ощущениях: вещества, температуры, цвета, формы, структуры. Все измерения – игра, которую мозг выдумал, чтобы замаскировать невыносимую пустоту. А почему бы и нет? Человек сходит с ума, если слишком долго глядит в пропасть.
Еще не сошел, точно? —сказала комната, смакуя эту мысль.
Всегда, даже в самые черные мгновения (лежа на койке в камере, слушая, как рыдает во сне человек внизу) было что-то, чего он ждал: письма, рассвета, облегчения – какого-то отблеска значения.
Но здесь значение умерло.Будущее и прошлое – умерло.Любовь и жизнь – умерли.Даже смерть умерла, потому что никакое переживание не доходило сюда. Только ничто: раз и навсегда ничто.
– Помоги мне, – сказал он, как заблудившийся ребенок.
Пошел к черту в Ад, —ответила почтительно комната; и впервые в жизни он точно понял, что это означает.
* * *
На второй площадке Кэрис остановилась. Она слышала голоса; нет, теперь, подойдя чуть ближе, она поняла, что это один голос – Марти, который размножился, который спрашивал и отвечал сам себе. Трудно было понять, откуда доносится этот разговор: слова, казалось, были везде и нигде. Она заглянула в свою комнату, затем к Бриру. Наконец, заставив себя забыть о повторении ночного кошмара, она посмотрела в ванной комнате. Ни в одной из них его не было. Неприятного решения избежать было нельзя: он пошел наверх, в комнату Мамуляна.
Когда она пересекла площадку лестницы, которая вела на верхний этаж, другой звук привлек ее внимание: где-то внизу рубили дерево. Она сразу же поняла, что это Пожиратель Лезвий. Он поднялся и жаждет добраться до нее. Что за дом, подумала она, с этим своим невинным фасадом! Нужен второй Данте, чтобы описать всю его высоту и глубину: мертвых детей, Пожирателей Лезвий, наркоманов, безумцев и все остальное. Наверное, даже звездам, повисшим в зените, не по себе; в земле под ними цепенеет даже магма.
В комнате Мамуляна Марти кричал, бешено умолял. Окликая его по имени в ответ и надеясь, что он ее услышит, она взобралась на верх лестницы и шагнула к комнате. Ее сердце скакнуло к горлу.
* * *
Он упал на колени; единственное, что осталось от самосохранения – это безнадежная, обращающаяся в лохмотья мысль, серая на сером. Даже голос теперь затих. Ему, видимо, наскучило подшучивание. Кроме того, голосу удалось заставить его выучить урок. Ничто – вот сущность, —сказал голос и показал ему, как и почему, или даже вывернул наружу ту его часть, которая знала это всегда. Теперь он просто ждал, когда придет родитель этого изящного силлогизма и покарает. Он лежал, не зная толком, живой он или мертвый, и тот, кто придет, убьет его или воскресит. Единственное, что он знал, – лежать было легче всего в этом пустейшем из всех миров.
* * *
Кэрис была в Нигде раньше. Уже дышала его вялым, пустым воздухом. Но за последние несколько часов она увидела что-то за его сухой пустотой. Сегодня были одержаны победы, может быть, небольшие, но тем не менее победы. К ней сюда пришел Марти, с глазами, полными чего-то большего, чем простое вожделение. Это была победа, разве нет? Она заслужила это его чувство, выиграла его каким-то непонятным образом. Ее не избил этот последний угнетатель, выдохшийся зверь, который раньше потушил в ней все чувства. А это лишь место, где живет Европеец вот и все. Его сброшенная кожа, оставленная украшать жилище. Перхоть, отбросы. Все это и его самого она презирает.
– Марти, – сказала она. – Где ты?
– Нигде... – донесся голос.
Она пошла на него, спотыкаясь. Отчаяние давило, настойчиво вторгалось в нее.
* * *
Брир приостановил на мгновение свою деятельность. Где-то далеко он услышал голоса. Слов различить было нельзя, но смысл был ясен. Они еще не бежали, вот что важно. У него есть планы на них, которые он осуществит, как только выберется отсюда, особенно на мужчину. Он разделит его на крошечные кусочки, такие, что даже его возлюбленная не сможет определить, какой из кусочков – от пальца, а какой – от лица.
Он принялся рубить дерево с возросшим рвением. Под его неослабевающим напором дверь наконец начала расщепляться.
* * *
Кэрис шла на голос Марти сквозь туман, но голос лгал ей. Или он ходил по кругу, или комната каким-то образом обманывала ее, отражая голос стенами, или даже выдавая что-то за него. Затем голос позвал ее совсем близко. Она повернулась во мраке, совершенно не ориентируясь. Не было заметно даже силуэта дверного проема, через который она вошла, – дверь исчезла, как и окна. Решимость начала отпадать от нее маленькими чешуйками. Ее заполняло сомнение, самодовольно ухмыляясь.
Ну, ну. Кто ты такая? —спросил кто-то. Может быть, она сама.
– Я знаю свое имя, – выдохнула она. Так ее не собьешь с толку. – Я знаю свое имя.
Она прагматик, черт возьми! Она не собирается верить в то, что весь мир – в ее голове. Вот почему она дошла до героина: мир был слишком реален.А теперь этот пар в ее ушах, говорящий, что она ничто, все – ничто, безымянный навоз.
– Дерьмо, – сказала она этому. – Ты дерьмо. Егодерьмо!
Ответом ее не удостоили, и пока было преимущество, она им воспользовалась.
– Марти. Ты меня слышишь? – Ответа не было. – Это только комната, Марти. Ты слышишь меня? Все это! Только комната.
Ты была во мне раньше, —снова указал голос в ее мозгу, – помнишь?
О, да, она помнила: где-то в тумане было дерево – она видела его как в сауне – дерево-уродец, заполненное цветами, а под ним она заметила то жуткое зрелище. Это туда ушел Марти? Даже, может быть, он уже свисает с него – новый плод?
Нет, черт возьми! Она не должна допускать такие мысли. Это просто комната. Она в силах найти стену, если сосредоточится, даже, может быть, и окна.