– В моем царстве теперь нет места скуке. Чего ты хочешь? Пообщаться с Лукой? – Анвар жестом руки указал на дверь. – Иди.
– В общем, можно пообщаться и с ним, но он помешан на компьютерах, а в я них ни бум-бум. Он наскучит мне за два дня. Я сойду с ума, если он начнет приобщать меня к своему бзику. Знаешь, я купила билет в кино, когда кинотеатр уже закрылся. Но мне всегда становится легче оттого, что лично тебе я принесла несколько минут счастья. Не спорь со мной. Скоро ты разочаруешься во мне, начнешь покрикивать. Ты не знаешь моего характера. Вообще-то он называется норовом и похож на мои ногти – смотри, какие они длинные и острые.
– Говори, не останавливайся. – Анвар откинулся на спинку кресла и слушал Дикарку с улыбкой на губах. – Мне нравится, как ты говоришь.
– Расшифруй.
– Ты говоришь искренне. Ты испорченная девчонка, но в тебе нет ни капли фальши. Я люблю тебя, Сабира. Я скорблю по семнадцати годам, что не видел тебя, я проклинаю их. Но из меня не выжать те два года и эти три недели. Это продолжительность моей жизни.
Анвар встал, наклонился над девушкой и поцеловал ее в лоб.
На языке вертелось: «Отныне в твоем распоряжении мой шофер, мой личный телохранитель, никчемный Лука. Сегодня ты сможешь брать в магазинах все, что тебе понравится, а финансовые вопросы будут решать люди, о которых я сказал. Завтра… Завтра будет особенный день. Мои адвокаты готовят документ, который сделает тебя владелицей этой виллы. Ты наследуешь часть моих денег, недвижимого имущества. Не думай, что я тороплюсь, – я наверстываю упущенное. Прости меня, Сабира, если сможешь».
Но он не решался и не торопился произнести эти слова. Понимал, что рано, но не мог четко объяснить почему. Он был обязан ограничить ее свободу, относиться к девушке так, словно действительно наверстывал упущенное, – против воли, против логики. Он понимал, что не может поступить иначе. Понимал, что эта девушка для него чужая, а родную дочь он давно похоронил. Странное состояние, замешанное на недоверии, на жизни и смерти.
Часто он заменял слово «чужая» «больной», и тогда все становилось на свои места. Тогда он мог оперировать однажды произнесенным:
«Она излечивается».
А по ночам он просыпался в холодном поту. Ему снился один и тот же сон: пучина, беснующиеся в ней водоросли, страшный гудок танкера, неумолимо приближающегося к воронке, и чем ближе корабль, тем меньше он становится, а на границе спокойной воды и омута он уменьшается до размеров игрушки. Анвар силится перекричать женские стоны, вырывающиеся из пучины, привлечь внимание капитана: «Там моя жена!.. Ребенок!» И – самое страшное. В центре водоворота появляется синяя рука покойницы и хватает игрушечный корабль. Мгновение – и все исчезло в глубине. Вода успокоилась. В чуть покачивающихся водорослях заиграли разноцветные рыбы.
Тамира неожиданным для Анвара откровением выбила себе пропуск на встречи с Лукой. И, не теряя времени, позвонила Красину. То был незапланированный звонок, заставивший Сергея напрячься, а потом насторожиться. По договоренности Тамира была обязана предупредить о звонке текстовым сообщением – действие, в общем-то, лишнее, потому что существовала вероятность экстренного звонка.
– Почему ты звонишь?… Только не говори, что все пропало – гипс снимают, клиент уезжает. Алло?
– У меня есть готовый план операции. Я не могу передать его по телефону. Мне нужно ваше разрешение на повторную встречу с Лукой. С его компьютера я передам детальный план дома и подробный план операции. У него полно периферии, включая сканер, который мне понадобится.
– Почему ты спрашиваешь разрешения? – Ощущение настороженности не спешило покидать Сергея.
– Хочу разделить риск с вами. Мне так спокойней. Когда я думала, что спасаю заложницу, мне было в сто раз легче.
– Ты меня убедила. Задействуй Луку, детка. И не провались.
Сергей нажал на клавишу отбоя и подозвал Полякова.
– Твой ноутбук работает?
– Круглые сутки.
– Скоро Тамира перешлет сообщение.
Через час Красин, Ленарт и Поляков сидели над планом, действительно оказавшимся детальным. Еще через полчаса Сергей одобрил его:
– Я спокоен за будущее ГРУ – подготовить за пару лет таких агентов… Флаг им в руки.
Он не мог представить, что через несколько дней скажет нечто схожее, но с иными интонациями: «Чужими руками…»
Вроде бы все работы на компьютере были закончены, но Сергей чувствовал – он что-то упустил из виду. Он долго не мог понять, что именно, пока не вспомнил марку хранилища – «Карл Виллих и сын». Ее в одном из докладов упомянула Тамира.
– Поищи-ка эту семейную фирму в Сети, – распорядился Красин.
Поляков немедленно приступил к работе и выдал результат через несколько минут.
«Немецкая фирма „Карл Виллих и сын“ специализируется на оборудовании банковских помещений-хранилищ, оборудовании помещений бронированными дверями с секретными замками, а также на производстве особо прочных несгораемых лифтов грузоподъемностью до десяти тонн. Центральный офис находится в Бремене, Германия. Филиалы в Азии, Юго-Восточной Азии, на Ближнем Востоке».
– Лифт? – Сергей покачал головой. – Какая-то ерунда. Анвар живет в двухэтажной вилле. В банковское помещение-хранилище я верю. Скорее всего, немецкие спецы устанавливали это оборудование. Интересно, сколько денег он вбухал в этот проект…
Москва
Матвеев тщательно собирал информацию на Красина, Ленарта и Полякова.
Александра Михайловича заинтересовали в первую очередь командировки Красина, Ленарта и Полякова, где они проводили отпуска. Понятно, что такая информация на старших офицеров контрразведки была засекречена. Но и полковник военной контрразведки был не последним человеком в управлении. Он слышал жалобный голос своего бывшего подчиненного: «С меня шкуру снимут».
Шкуру могли снять с подполковника Ерохина, десятый год работавшего в управлении кадров, одного из самых засекреченных в службе безопасности. Кадры для любой разведки мира – это ключевой вопрос.
Матвеев встретился с Ерохиным накануне вечером и разыграл спектакль. Он был режиссером и главным исполнителем. Он сел в дальнем углу второсортного кафе, затем приветственным жестом руки усадил за столик подоспевшего к назначенному часу Ерохина. Они выпили.
– Чем могу помочь? – спросил кадровик.
Матвеев произнес эти два разнящихся слова:
– Командировки и отпуска. Куда ездили по работе и где отдыхали три офицера из нашей фирмы.
Ерохин замахал руками:
– Ничего не знаю!
Матвеев выдал голливудскую улыбку и сказал:
– Может, это освежит твою память, – и выложил на стол три сотни долларов.
– Убери! – зашипел Ерохин. И сделал такое лицо, словно они находились в центре конференц-зала на Лубянке, нашпигованного записывающей аппаратурой. Но мысленно подсчитал, сколько это будет в рублях: «Три умножить на два с половиной – получится семь с половиной. Тысяч. Рублей». – Зачем тебе эта информация? – наконец спросил он.