Он резко повернулся, прошел на середину комнаты, к стоявшей там стеклянной витрине. Внутри возвышалось восемь белых пьедесталов. На одном стояло яйцо, в котором Лайла по описанию узнала несессер. Золотое. Сверкающее. Изысканное. Открытое. Чтобы показать инкрустированный бриллиантами маникюрный набор.
Она взяла Аша за руку и посмотрела на Вазина.
– Утерянные императорские яйца. У вас три.
– Скоро их будет четыре. Когда-нибудь у меня будут все.
– Курица с сапфировой подвеской, – начал Вазин. Он словно произносил молитву, и в каждом слове звучало благоговение.
– Года тысяча восемьсот восемьдесят шестого. Золотая курица, украшенная бриллиантами с огранкой «роза», держит в клюве сапфировое яйцо-подвеску, только что взятое, как кажется, из гнезда. Сюрприз, как видите, – маленький цыпленок из золота с бриллиантами, только что вылупившийся.
– Невероятно.
Лайла ничуть не притворялась, так что ей было легко это выговорить.
– До мельчайших деталей.
– Само яйцо, – сказал он, глаз не спуская с сокровища, – не просто форма, но символ. Жизни. Возрождения.
– Но это старая традиция – обмениваться изукрашенными яйцами на Пасху. Праздновать возрождение.
– Верно, очаровательная традиция, но это может сделать каждый. Именно Романовы, моя кровь, превратили простую традицию в искусство.
– Вы забываете о художнике, – указал Аш.
– Нет-нет. Но, как я уже говорил, создание шедевра требует видения и покровительства царей. И этим мастера обязаны моей семье.
– Каждая вещь поразительна. Даже петельки – совершенство. Что это? – спросила Лайла, осторожно показав на второе яйцо. – Я его не узнаю.
– Розовато-лиловый цвет – мов. Сделано в следующем году. Снова бриллианты с огранкой «роза», жемчуга с рубинами и изумрудами. Это чтобы подчеркнуть сюрприз, сердце из красной, зеленой и белой эмали, украшенное бриллиантами и жемчугами. Оно открывается, превращаясь в трилистник. В каждом лепестке – миниатюрный портрет акварелью на слоновой кости. Николай, Александра и Ольга, их первенец.
– И несессер. Я его изучала, – кивнула Лайла. – Сюрприз – маникюрный набор. Все, что я узнала, потрясло меня. Но описание и близко не соответствует реальности.
– Кого вы убили, чтобы получить их? – бросил Аш.
Вазин только улыбнулся.
– Я никогда не находил необходимости убивать. Курица была украдена, потом отдана, чтобы получить надежный выезд из Польши. Взятка. Чтобы избежать гитлеровского холокоста. Но семья вора была послана в концлагеря и погибла там.
– Какой ужас, – прошептала Лайла.
– История пишется кровью, – просто ответил Вазин. – Человека, который взял яйцо и предал людей, всего лишь убедили продать его, если он не хочет разоблачения. Мов тоже связан с воровством. Фортуна благословила этих людей, но даже несколько последующих поколений не смогли смыть преступление. Кровь сказалась. Их судьба резко изменилась, когда единственный сын погиб в трагической аварии, а родителей попросили продать яйцо мне, чтобы избавиться от пятна на репутации.
– Это вы приказали его убить, – отрезал Аш. – Это мало чем отличается от убийства своими руками.
Лицо Вазина оставалось бесстрастным, хотя Лайле показалось, что он слегка развеселился.
– Тот, кто платит за обед в дорогом ресторане, не отвечает за блюдо.
Лайла поспешно положила руку на ладонь Аша, словно чтобы не дать ему взорваться. На самом же деле она нуждалась в его тепле.
– Несессер украден, куплен человеком, разбирающимся в красоте. Потом по беспечности семья его утратила. Я приобрел его, но никого не убивал. Убедил хозяина расстаться с ним и честно заплатил.
Он обвел комнату довольным взглядом.
– Вернемся и обсудим вашу цену.
– Мне не нужны ваши деньги.
– Даже богатому человеку всегда нужно больше денег.
– Мой брат мертв.
– Большое несчастье, – пробормотал Вазин, отступая. – Пожалуйста, поймите, что если вы подойдете ко мне, будете угрожать…
Он вытащил из кармана маленький электрошокер мгновенного действия.
– Я стану защищаться. Более того, эта комната – под постоянным надзором. Люди… вооруженные более надежным оружием, вбегут сюда при малейшей опасности.
– Я здесь не для того, чтобы угрожать вам. Но и пришел не за деньгами.
– Давайте сядем. Как цивилизованные люди. И обсудим то, ради чего вы пришли.
– Ну же, Аш, давай сядем, – проворковала Лайла и погладила Аша по руке. – Не стоит так расстраиваться. Мы поговорим. Именно поэтому мы здесь. Ты, я и Бали, о’кей? О’кей?
На секунду ей показалось, что он вот-вот отпрянет, набросится на Вазина, и все будет кончено. Но Аш кивнул и пошел за ней.
Она облегченно вздохнула, когда они снова оказались в гостиной.
Кто-то уже убрал чай и подносы. Вместо них стояла открытая бутылка «Бароло» и два бокала.
– Пожалуйста. Пейте.
Вазин снова сел. Дверь в комнату с коллекциями Фаберже закрылась.
– Вы можете не знать, что ваш брат, вернее, единокровный брат, сидел на этом же месте несколько месяцев назад. Мы много говорили и, как мне показалось, пришли к пониманию.
Он положил руки на колени и подался вперед. Лицо исказилось холодной яростью.
– У нас было соглашение.
Он тут же выпрямился. Лицо разгладилось.
– Я сделал ему предложение, которое сделаю сейчас вам. В то время он принял это предложение. Для меня было серьезным разочарованием, когда он попытался выманить у меня бо́льшую сумму. Должен признаться, это не должно было меня удивлять. Он не был самым надежным из людей, согласитесь. Но я был слишком нетерпелив при одной мысли, что вот-вот приобрету херувима с колесницей.
– И несессер, – добавил Аш. – Он сказал, что может раздобыть оба. Изменил условия сделки, Вазин. Впрочем, как и вы, использовав Капелли, чтобы получить несессер.
Вазин откинулся на спинку кресла, снова сложил пальцы домиком и стал постукивать кончиками друг о друга. Смоляно-черные глаза смотрели вперед.
– Информация по несессеру появилась вскоре после нашей встречи. Я не видел причин использовать посредника, когда могу сам заключить сделку. Плату за херувима я не снижал.
– Вы отказали ему, и он повысил ставку. А женщина? Его женщина? Побочный эффект?
– Они были партнерами, как сами утверждали. Как, похоже, и вы двое. То, что произошло с ними, – трагично. Судя по тому, что я слышал, дело в наркотиках и алкоголе. Возможно, ссоре, дошедшей до экстремальных пределов ссоре с теми, кто снабжал его таблетками, которые он, очевидно, принимал без всякой меры.