– Оставайтесь на месте, – приказал он, но она не только сильнее сжала его пальцы, но и вцепилась в его руку своими обеими.
– Ни за что, потому что большой храбрый мужчина, который приказывает мне остаться здесь, это тот, кого порежет в клочья безумный маньяк, который прячется в чулане.
Он подошел прямо к чулану, таща ее за собой, и распахнул дверь.
– Никакого маньяка.
– Не в этом чулане. Полагаю, их в этом месте еще двадцать.
Не желая спорить, он вместе с ней стал систематически обыскивать второй этаж.
– Нужно было обзавестись оружием.
– Мой АК-47 в ремонте. Наверху никого нет, и внизу тоже, потому что вы обошли весь первый этаж. И запах сильнее всего в моей спальне.
– Не означает ли это, что спальня – последнее место, где она побывала? Или провела здесь больше всего времени. Она, потому что я не представляю себе киллера, который душится крадеными духами, будучи при этом мужчиной.
– Возможно. Мне нужно проверить мастерскую. Если боитесь, заприте дверь спальни.
– Я не запрусь в спальне. Вы читали «Сияние»?
– Ради всего святого!
Смирившись, он вернулся к лестнице и стал подниматься. Она шла за ним, вцепившись в его ремень.
В иной ситуации большое захламленное и красочное пространство заворожило бы ее. Теперь же она прислушивалась к каждому звуку, готовясь к нападению. Но видела только столы.
Мольберты, холсты, баночки, пузырьки, тряпки. На стене висела массивная пробковая доска, вся сплошь в фотографиях, набросках, наспех нацарапанных записках.
Она почувствовала запах краски, скипидара, мела.
– Здесь много запахов, – констатировала она. – Не знаю, можно ли ощутить духи.
Она взглянула вверх, в большой купол света над зоной гостиной с длинным кожаным диваном, парой столов, лампой и сундуком.
И тревога несколько сгладилась – настолько, что она отпустила его ремень и отступила, чтобы лучше рассмотреть комнату.
Десятки холстов были прислонены к стенам. Она хотела спросить, что вдохновило его написать эти картины, а потом составить таким образом. Что он делает с ними?
Но сейчас, похоже, не время для вопросов.
И тут она увидела русалку.
О, боже, как она прекрасна. И ужасна. Ужасает так, как способна только истинная красота. Она не спасет их, верно? Она не Ариель, ищущая любви, мечтающая о человеческих ногах. Море – единственный любовник, который ей нужен. Она будет хладнокровно наблюдать, как тонут моряки. Если кому-то удастся добраться до ее скалы, его участь будет еще страшнее, чем судьба утопленников. И все же последнее, что он увидит, – ее красоту.
Ей хотелось коснуться этого гибкого, всеми красками переливающегося хвоста. Пришлось заложить руку за спину, чтобы удержаться.
– Как вы назовете картину?
– «Она ждет».
– В самую точку. Интересно, кто это купит? И увидят ли они, что именно вы нарисовали, – или только прекрасную русалку на скалах над бушующим морем?
– Зависит от того, что они захотят увидеть.
– Значит, они не умеют смотреть. И это меня отвлекло. Здесь больше никого нет. Она приходила сюда – и ушла.
Лайла повернулась и увидела, что Аш наблюдает за ней.
– Нам следовало бы вызвать полицию… – нерешительно сказала она.
– И что мы им скажем? Что мы унюхали запах духов? Но он рассеется, прежде чем они успеют доехать… Да и все в порядке, ничего не пропало.
– У Джули пропало. Она, возможно, и здесь что-то взяла. Какую-нибудь мелочь. Сувениры, безделушки. Или это неважно?
– Неважно. И здесь она искала не вас. Но что-то искала! У Оливера было что-то, что ей было нужно. Что? Она бы не нашла это здесь.
– Это означает, что она будет продолжать поиски. И это не мне нужно быть осторожной, а вам, Аш!
Возможно, она и права. Но он все же проводил ее до квартиры и прошелся по каждой комнате, прежде чем оставил ее одну.
Потом поспешил домой. Почти уверенный, что кто-то задумал недоброе. У него руки чесались ответить по достоинству. Даже если, по словам Джули, это женщина в дизайнерских туфлях, с тату на щиколотке.
Тот, кто убил его брата или был сообщником убийцы, вошел в его дом, невзирая на надежную сигнализацию, и прогулялся по всем комнатам.
Спокойно и решительно.
И не означает ли это, что кто-то следит за ним? Женщина знала, что дорога свободна. И более того, знала, как выйти из дома. Она была там за несколько минут до того, как они с Лайлой вошли. Иначе запах бы выветрился.
Итак? Два убийства, два взлома и, несомненно, слежка.
– Во что, черт возьми, впутался Оливер?
На этот раз не игра. Не наркотики. Не сходится. Что же это? Какое это «такое бывает раз в жизни»? Какую вынашивал он сделку, какой куш пытался сорвать? Чем вообще была забита его голова?
Но все это умерло вместе с ним. Женщина, с кем бы она ни работала или на кого бы она ни работала, может следить за ним и обыскивать его дом сколько хочет. Но не найдет ничего, ибо у него ничего нет.
Ничего, кроме мертвого брата, скорбящей семьи и моря вины и ярости.
Он вернулся домой и сменил код сигнализации, хотя что это даст? Но пока что придется попытаться понять, прихватила ли с собой незваная гостья какие-то сувениры на память.
Он постоял немного, рассеянно приглаживая волосы. Слишком большой дом. Ему нравилось большое пространство, когда много комнат, когда можно принять всех членов семьи.
Теперь придется обыскать все, зная, что кто-то здесь побывал.
Почти час ушел на то, чтобы составить короткий – и странный – список пропавшего.
Соли для ванны, которые особенно любила мать, серьги, которые сестра (единокровная сестра от второго брака матери) оставила, когда вместе с матерью гостила здесь несколько недель назад, маленький отражатель солнечного света из цветного стекла, который сестра (единоутробная, от четвертого брака отца) сделала для него на Рождество, и пара кованых серебряных запонок в маленькой синей коробочке с логотипом Тиффани.
Она проигнорировала наличные, которые, видимо, обнаружила в ящике письменного стола. Всего несколько сотен. Но почему она не взяла деньги? Только соли для ванны.
Слишком для нее незначительно? Не так привлекательно?
Кто, черт возьми, знает?
Как потерянный, поднялся он в мастерскую. Над русалкой работать – не то настроение, но он завис над картиной в раздумьях. Как точно Лайла выразила его мысли и чувства! Он не ожидал, что она увидит то, что видит он. И тем более что поймет.