— У вас талант, — невольно вырвалось у меня, когда грезы и видения пропали и я вспомнила, что есть не только запахи, но и слова. — Потрясающий аромат. Любовь во флаконе.
Орехов пожал плечами и откинулся на спинку кресла:
— Наши отношения это не спасло… Так что, какой аромат мы будем придумывать для вас? Я думаю, сначала надо определиться с группой, а потом уже думать о нотах. Какие запахи вам нравятся? Свежие, сладкие? Древесные, восточные?
На какой-то момент мне стало некомфортно и, пожалуй, даже страшно.
Я осознала, что Орехов, за пару секунд выдернувший из моих воспоминаний самые сокровенные нежные и счастливые мгновения, может подойти прямо к моей душе. Он может оказаться слишком близко, понять мои сильные и слабые стороны. Реакция на запахи — это код сейфа. Легко и непринужденно парфюмер вскроет хранилище с моими секретами. Если, конечно, позволить ему это сделать.
Но только я не позволю…
— Стас, а вы можете сделать мне «Ле фу д’Иссей» Иссея Мияке? Этот аромат давно снят с производства. Цены на аукционах доходят до тысячи долларов за пятьдесят миллилитров, дорого. Я скучаю по нему.
Орехов нахмурился:
— Никогда не мог понять привязанности ко всем этим снятостям и винтажам. Сколько новых марок появляется! Постоянно разрабатываются новые компоненты, обыгрывающие уже известные ноты так, что их просто не узнать! Зачем вам это надо? Воспоминания? Вы их вернете, но поймете, что вы уже другая!
Он прав.
Он снова прав, этот хитрый сомнительный человек.
Парфюм, который я прошу сделать, ассоциируется у меня с одним из самых эротичных переживаний в моей жизни.
Тогда я жила с парнем, работала журналистом, писала о политике. Пришла на интервью к лидеру политической партии — и забыла все вопросы, хотелось не обсуждать политологические нюансы, а целоваться. С моим визави происходило то же самое; сбивчивыми фразами он звал меня на прогулку, поужинать, в свою жизнь, в свою постель. Политик выключил диктофон, зарылся лицом в мои волосы и прошептал:
— У тебя потрясающие духи, ты так пахнешь…
Я убрала его руки, перевела дыхание и нажала на кнопку начала записи.
Не будет никакого ужина, никаких поцелуев, никакого секса. Потому что дома меня ждет бойфренд, который, когда я болею, приносит аспирин и чай с лимоном. Он знает мой любимый сорт шоколада и то, что зимой у меня дико мерзнут руки и ноги. И если только сейчас я скачусь в жаркую лавину другого тела — я больше уже никогда не смогу сидеть на кухне в его рубашке и болтать всякие глупости.
На следующий день политик разбился на машине. Мне хочется думать, что это просто стечение обстоятельств, что он не запивал горечь отказа алкоголем, или что если все-таки пил — то я тут совершенно ни при чем.
«Ле фу д’Иссей» для меня — очень странный запах, сладкий, горький, запах страсти и смерти…
Парфюмер не сдавался:
— А может, вам купить «Этру» от Этро? Они отличаются по пирамиде, но схожи на обонятельном уровне. А мы с вами придумаем что-нибудь лично для вас? Мне кажется, это хорошая идея.
Я покачала головой.
Не пущу в свою душу этого странного дядьку. По крайней мере, пока он не станет для меня полностью понятным, как для него понятны все тайны ароматов.
— Я искала аналог «Ле фу», и у меня есть «Этра». Да, похожи. Но «етра» идет в концентрации туалетки, а я хочу парфюмированную воду. Мне нравится, когда аромат стойкий и густой.
— Хорошо, как вам будет угодно. Это ваше право.
Орехов пытался говорить равнодушно, но лицо у него было как у обиженного ребенка. Моя Даринка так же надувает губы, когда я не разрешаю ей поглотить вторую порцию мороженого подряд.
— Может, вам стали известны какие-то новые подробности об убийстве вашего лаборанта? — интересуюсь я, делая вид, что не замечаю вселенской обиды.
— Я уточнил у следователя, можно ли сделать уборку в мастерской. Следователь разрешил. Позвонил уборщице, она прибралась. Ковер лежит в кладовке. Попросили пока не сдавать его в химчистку.
Парфюмер говорил короткими предложениями и с такими недовольными интонациями, что мне стало понятно: пора убираться восвояси.
И тогда я решила сделать то, ради чего, собственно говоря, и пришла. Открыла сумку и протянула Орехову конверт.
— Ах да, чуть не забыла. Когда я к вам поднималась, почтальон хотела опустить в ящик с номером вашей квартиры письмо. И я его забрала. Когда жила в городе — у меня всегда хулиганы из ящика почту тырили. — Я поднялась с дивана и постаралась беззаботно улыбнуться. — Хотя кто сейчас письма-то от руки пишет? Наверное, опять реклама. Такое украдут — невелика потеря.
Орехов взял конверт, равнодушно посмотрел на него, положил на столик рядом с использованными блоттерами.
— Я вас провожу. Ваш аромат будет готов дней через десять.
— Мне казалось, по готовой пирамиде духи составить — это быстро.
— У меня нет всех компонентов, придется кое-что заказать. Я вам позвоню.
— Хорошо, договорились. Буду ждать с нетерпением.
Я щебетала, улыбалась — а сама думала только об одном: клюнет ли парфюмер на мою наживку или нет?
Если поведется — то я, вполне возможно, смогу получить новую информацию…
* * *
Я сижу на Белорусском вокзале и жадно рассматриваю потоки текущих мимо людских лиц.
Мне любопытно все: морщинки на лице работяги, наглый взгляд молодой девчонки, улыбка рассматривающего игрушку ребенка, суетливость носильщиков, оценивающая хитрость таксистов.
В такие моменты я понимаю, что в моей деревенской изолированной и комфортной жизни есть и свои минусы. Я редко сталкиваюсь с посторонними людьми, я теряю связь с их проблемами, интересами, стремлениями. Мне надо чаще выходить из нашего коттеджного поселка. Иначе в моих книгах и сценариях не останется настоящей жизни. Бутафорские судьбы и высосанные из пальца проблемы — это всегда очень печально, и…
Задумавшись, я едва не пропустила то главное, ради чего, собственно говоря, и пришлось ехать на вокзал.
«Я все знаю про духи «Красная Москва». Мое молчание стоит 100 тыс. рублей. Положите их к 15 часам в ячейку камеры хранения на Белорусском вокзале, а ключ прикрепите скотчем к обратной стороне доски барной стойки в кафе «Бульбаш».
Вот такое послание получил сегодня парфюмер Станислав Орехов.
Как я и предполагала, Орехов появился на вокзале и старательно выполняет полученные от меня инструкции. Вижу, как он, оглядываясь по сторонам, подклеивает ключ скотчем. О ножницах он заранее не позаботился, оторвать кусочек липкой ленты не получается, мужчина уже покраснел от неловкости и напряжения. Пора прекращать весь этот спектакль.
У меня остался только один вопрос: ставил ли Орехов в известность полицию о письме «шантажиста»? И очень скоро я получу на него ответ.