— Что-то мне снова плохо, — еле выговорил он. — Пойду прилягу. Снова озноб.
— Еще бы, так обожраться, — посочувствовала я.
— Надя. — Тошкин встал, и сердце мое дрогнуло. — Надя, давай не будем ссориться. Это все не так уж и важно.
— Да, в семье не без урода, — констатировала появившаяся в дверях Аглаида Карповна. Со сна она была немного опухшая, но свежая и собранная. — Когда происходят такие вещи, кто-то должен быть выше. Кто-то должен вступиться за месть клана.
— Я предпочитаю омерт [1] , — буркнул Дима и, невежливо отодвинув бабушку, бросился в спальню. Как обычно — умирать…
Воссоединение наших любящих сердец снова не состоялось. Хорошо, что хоть какой-никакой обмен информацией произошел без свидетелей. А впрочем, добро пожаловать. Я даже готова составить график…
— Давайте обсудим сложившуюся ситуацию. У меня есть что вам сказать. — Аглаида Карповна заняла опустевшее место Тошкина и потянулась к сигарете.
Эта продвинутая бабушка еще и курила. Я не удивлюсь, если в старые добрые времена она была способна на канкан в английском парке.
— Вам должно быть уже известно, что… — Она замолчала, якобы собираясь с мыслями.
Я подумала, что кухоньку надо перекрасить в темно-синий, снять раковину, купить на барахолке старую черную лампу и наручники. Тогда мое новое место работы будет оборудовано по последнему слову техники. А свитер этой наглой бабушке я готова была отдать хоть сейчас!
— Мама! Мамочка! — Аня начала орать еще на лестничной площадке. Я схватилась за голову — свое самое уязвимое место — и почувствовала, что в данном случае у меня не хватит цинизма весело осмеять трагический голос собственной дочери. Ужас недавно подслушанной у студентов фразы, что все сказанное становится сделанным, прижал меня к стулу. Я представила себе американского маньяка, который притаился в нашем подъезде и теперь гонится за моим ребенком.
— Помогите, — прошептала я, глядя на Аглаиду Карповну.
— Где у вас валерьянка и оружие? — быстро спросила она.
— В аптечке, — сказала я.
Аня с неразборчивыми воплями ввалилась на кухню и мокрым носом уткнулась мне в колени. Если потом когда-нибудь меня спросят, что такое счастье, я возьму свою большую дочь и посажу к себе на колени. Представляю, конечно, эту картинку, но ничего не поделаешь — правда без прикрас всегда выглядит немного нелепо.
— Что случилось? — осторожно спросила бабушка.
Да какая разница, что случилось, если дочь жива и уже со мной?
— Я не смогла, не смогла! — захлебываясь, запричитала Анька. — Не смогла.
— И не надо, — успокоила ее я.
— Надо. Она всем сказала. Она у нас географию заменяла. А мне дво-о-ойку…
— Какая хорошая у вас дочь, — одобрительно сообщила Аглаида, почесывая за ухом дулом газового пистолета. — Сейчас уже никто так не беспокоится об успеваемости.
— Луизиана? — спросила я, чувствуя угрызения совести. Это ведь по моей халатности и неорганизованности она до сих пор смердит в городе и в школе. — Завтра, крошка, завтра, моя золотая… Я ей дам…
— Я не смогла, — уныло повторила моя дочь и всхлипнула уже из последних сил. Боевая сила ее истерики уже подходила к концу, в этом смысле она еще не была профессионалкой. — Мы рисовали гинекологическое дерево…
— Уже есть и такие? — удивилась бабушка Аглаида и так сильно приподняла вверх брови, что морщины на щеках практически разгладились. — Надо же, как я отстала от жизни.
— Ты уверена? В названии? — спросила я сердито. Ведь одно дело убивать за педагогические извращения и совсем другое — за детские оговорки. Тут нужна была ясность и справедливость. Хотя от Луизианы можно было ожидать всякого…
— Нет, но это когда кто от кого произошел, понимаешь?
— А! — облегченно вздохнула бабушка. — Авраам родил Иакова… Генеалогическое…
— И в чем проблема? — спросила я уже менее строго.
— Смотри, мама, я хотела написать тебя, деда с бабулей с одной стороны. А с другой — папу Игоря, который уже умер, папу Яшу и папу Диму. Но во-первых, у меня не хватило бумажки, во-вторых, я точно не знаю всех бабушек по этим линиям. А в-третьих, она к нам подскочила и заверещала, что столько пап не бывает.
— А ты?
Аглаида Карповна, кажется, одобрила «родительский выбор» моей дочери и готова была составить мне компанию по выяснению отношений с учительницей.
— А я сказала, как ты, мама. Отцов как псов, а мать одна. — Анна оглядела кухню светлым, невинным, практически ангельским взглядом. — И вообще она к нам придирается.
Я молчала и думала о способностях первой Анькиной учительницы. Вот уж действительно, и швец, и жнец, и на дуде игрец… Теперь открылись способности к географии. И совершенно неудивительно, что наши дети никогда не узнают, чем Тегусигальпа отличается от Парамарибо. Аглаида тоже молчала. Подозреваю, что думала она совсем о другом. Моим мыслям — постороннем.
— Я тебе помогу, — вдруг сказал она. — Пойдем, Аня.
— Куда это? — в спину обеим прокричала я.
— А к Сержу Кривенцову, — ответила Анька. — Он на кроне своего дерева нарисовал меня и нашего будущего ребенка…
Вот это уж точно решительно не имело никакого отношения к географии… Весь вечер, всю ночь и все следующее утро я готовилась к штурму. А потому абсолютно равнодушно отнеслась к очередному проигрышу Яши, его диким крикам по поводу крапленых карт и выстрелу газового пистолета, произведенному Аглаидой Карповной для острастки в подъезде. Не взволновал меня и вызов к ректору, который категорически отрицательно отнесся не только к моим красным революционным брюкам, прозрачному свитеру и общему внешнему виду, но и пригрозил увольнением в случае, если я не прекращу писать на академию пасквили в газете. А пасквиля всего-то и было, что о негласной цене государственных экзаменов. Я только не поняла, что его расстроило больше — сам факт упоминания о коррупции или несколько заниженные расценки? Отделавшись выговором с занесением в личное дело и потенциальным переходом на службу на биржу труда, я позволила себе обидеться на Лойолу, который так бесчестно меня подставил…
Походу на школу существенно препятствовали смешавшиеся в кучу не только кони, люди, но также и машины, жертвы брачных аферистов, выровненные стены в новой квартире Потаповых, иголки у Дины и всяческая белиберда, которая никак не выстраивалась в четкую концепцию. Я даже немного подрастерялась и для восстановления боевого духа позвонила в редакцию.
— Это я.
Скоро подобная форма приветствия войдет у меня в привычку. Но не велика печаль, есть на свете люди, у которых на визитной карточке написано просто и скромно: «Майкл Джексон».