А раз ее нет со стороны, ах, любящего мужчины, мне придется поддерживать себя самой. Больше чем уверена: когда я произведу наконец на свет это долгожданное (о, как долго!) чадо, этот тюфяк будет суетиться вокруг меня, как шмель вокруг цветочка, а реальной помощи будет полный ноль.
Я сжала кулаки так, что аж костяшки пальцев побелели. Что за жизнь! Сперва родители. Нет, спасибо, они дали мне жизнь и кое-какое образование, но понимать – нет, это не из их репертуара. Отец – инженер, мать – участковый терапевт (вот спасибо за детство, проведенное в постели с температурой и прочим, похуже: заразу она с работы домой притаскивала с завидным постоянством). Ну да, они меня кормили-поили-растили. Даже за пианино воткнули. Первое время я его ненавидела, даже собиралась расколотить чем-нибудь тяжелым, а потом научилась с его помощью убегать от унылой реальности в мир вечно свободной и прекрасной музыки.
Любовь? Я вас умоляю! В моей душе – бездна, ненасытно жаждущая огненного потока любви, а получающая блеклые скудные капли. Впрочем, Валентин поначалу поил меня любовью чуть не допьяна. А потом сладкий сироп его нежности начал вызывать отрыжку, потому что сладкий этот сироп ничего общего не имеет с огненной лавой настоящей любви. Нет, насчет отрыжки – это я, пожалуй, преувеличиваю. Скорее вялое безразличие, временами, однако, переходящее в приступы раздражения. Умом-то я понимаю, что он для меня – самая выгодная партия. Как такой тюфяк может сочинять такую музыку, уму непостижимо. Но ради музыки мирюсь с унынием, в которое вгоняет меня и он сам, и вся их семейка. Восторженная безмозглая куколка Вера, в черепной коробочке которой хранятся, вероятно, плюшевые розовенькие сердечки, щедро усыпанные блестками. Глазки пу-у-устенькие, све-е-етленькие… Тьфу!
Вот, правда, Герман, муженек ее, тот ничего, вполне человек. И Эдит он нравится. Но очень уж мнит о себе. Царь и бог, и все должно происходить по мановению его левого мизинца. Ну да, красивые мужчины, как известно, все сплошь эгоистичные мачо. И юморок этот его натужный. К месту и не к месту.
Ни кофе, ни сигарета настроение не исправляют. Я, пожалуй, не отказалась бы и от чего-нибудь покрепче (хотя вообще-то равнодушна к алкоголю), но зануда Валентин спиртного в доме не держит, даже на мои сигареты и кофе косится неодобрительно. Тоже мне, святоша. Сам-то кофе пьет (правда, не курит) – полезный травяной чай выдержал не больше недели.
Наливаю еще кофе. Хоть так. Скоро уже благоверный из спальни выползет. Он изволит почивать чуть не до полудня, а мне эта роскошь уже недоступна: на животе не поспишь (вы не пробовали спать на футбольном мяче? Рекомендую), на боку – спина затекает и ноет. К тому же этот мелкий негодник взял моду расталкивать меня по утрам – да-да, изнутри, но мне от этого не легче, уже не поспишь. Да и весь световой день пинается, у меня уже живот от его толчков сводит, хотя, согласно общепринятому мнению, регулярно озвучиваемому моей дражайшей свояченицей, это хамство (а как это еще назвать?) должно меня умилять! Умилять, вы подумайте! Ну ничего, вот родится, быстренько приструню, за все свои мучения отыграюсь.
Муженек умоляет взять его с собой в родильный зал. Гениально! Он и так-то не герой, а уж когда собственными нежными глазоньками увидит во всей красе процесс появления на свет нового гражданина (или гражданки, на УЗИ этот хитрован так и не продемонстрировал своей гендерной принадлежности) – точно в обморок грохнется. А если не грохнется, я сама его грохну, ибо с ума сойду от его ахов, охов и попыток «позаботиться». Будет бессмысленно скакать вокруг и сюсюкать – вот счастье-то! Все-таки они с сестрицей очень похожи. Только что внешне разные: она вся такая тоненькая и хрупкая, а он медведь медведем. А в остальном… Та тоже вечно кудахчет по поводу и без, у меня от приторности этой уже оскомина. Но приходится скалиться во все тридцать два прекрасных зубы и изображать умиленного котика. Куда деваться! Мало ли как Алекс воспримет, дай я волю характеру. А с Алексом надо, гм, дружить: хоть сухарь и зануда, но человек дельный, а уж связей полезных – самосвал с прицепом. Да и Эдит, хоть и не скрывает скепсиса по поводу его, так сказать, гражданской позиции, как ученого ставит его весьма высоко. Кстати, надо Эдит позвонить, может, скажет что-нибудь полезное на правах лучшей подруги. А то сил что-то никаких нет терпеть весь этот дурдом внутри и снаружи.
Ага. Дурдом снаружи проявляет признаки жизни: в душе вода зашумела, значит, ненаглядный супруг соизволил покинуть ложе сна и совершает утреннее омовение.
С трудом, кривясь от боли в пояснице, поднимаю себя со стула, сую в тостер пару кусков хлеба, ставлю на плиту сковородку, шмякаю на нее несколько ломтей грудинки, выпускаю три яйца… Не самый изысканный (а свояченица раскудахталась бы – какой вредный!) завтрак, но сытно.
А пока можно и с Эдит поговорить. Давно пора было.
04.09.2042.
ЖК «Европа». Валентин
Мне приснилось, как Дидье Моруани обсуждает с Эннио Морриконе игру «Интера» и «Милана» – по-итальянски бурно, чуть не до рукоприкладства, но кто за какую команду болел – убей, не понял или не помню, я совершенно не разбираюсь в футболе. Логичнее было бы увидеть во сне Баха, Гайдна или хотя бы Шнитке, но вечером я сочинял канон в электронном звучании – музыкальную тему для фильма о клонах, которых снимает мой приятель из Италии, вот, наверное, оттуда и ассоциации.
Мои сны, если честно, намного приятнее и красочнее моей реальности. И жаловаться вроде бы не на что: я востребован, признан, занимаюсь любимым делом (и мне за это еще неплохо платят), женат на женщине, которую мечтал заполучить с первой минуты нашего знакомства, и скоро у нас будет ребенок – наш ребенок! Все бы хорошо, если бы не проклятые «но». Как песчинки в шестернях часового механизма: вроде и прекрасные часы, а врут, хоть тресни. А то и вовсе не идут. Осуществляясь, мечта оказывается совсем не такой сладкой, как в вожделении. С привкусом не то горечи, не то вовсе затхлости. И женщина, которой грезил, вблизи – совсем не та, которой казалась, и любимая работа потому перестает приносить радость. Точнее, и у этой радости теперь какой-то неясный, но очевидно неприятный привкус. Фальшивый звук, который портит звучание целого оркестра…
И нашему общему ребенку, похоже, радуюсь я один.
Наверное, все это потому, что Нике сейчас тяжело, ее напрягают те нагрузки и те неприятные ощущения, которые приносит беременность. Я прекрасно все это понимаю и, как могу, стараюсь облегчить эту тяжесть. Но не могу же я выносить беременность вместо нее! Я бы с радостью, да природа забыла наделить мужчин этой способностью.
Да, я стараюсь во всем Нике потакать и исполнять любые ее капризы. Но от этого становится только хуже.
Может, в чьих-то глазах я выгляжу законченным эгоистом – скажем, в глазах подружек Ники, да той же Эдит. Но когда все время крутишься мелким бесом, лишь бы угодить, а в ответ получаешь одни только упреки и скандалы, руки невольно опускаются сами собой, и ничего уже не хочется. Разумеется, я стараюсь держать хвост пистолетом, сохранять бодрость и присутствие духа, непрерывно напоминая себе, что Ника – слабая женщина, что она нуждается во мне, что она беременна, потому и капризна… но иногда самовнушение перестает действовать. Подчас я даже ловлю себя на желании напиться. Полный бред: единожды в жизни перебрав, я угодил в каталажку и провел ночь в компании каких-то (укуренных, должно быть) турок, которые косились на меня и корчили страшные рожи. Но еще страшнее была полученная потом от отца выволочка. О да, мой отец может в двух-трех спокойных словах разделать человека на отбивную, так что год потом будешь чувствовать себя лангетом, а то и вовсе фаршем.