– Чушь, конечно, на постном масле, но следить за тем, как идут дела у коллег, тем более у конкурентов, необходимо, – пояснил он. – Ройзельмана ты, должно быть, узнал. Он довольно долго проработал с китайцами, теперь вернулся сюда. – Алекс недовольно пожал плечами. – Делает громкие заявления, ничем, на мой взгляд, не подтвержденные. Но Фишер его принял с распростертыми объятиями. Не очень понимаю за что.
– Что-то такое слышал, – неопределенно отозвался я.
Алекс небрежно сунул злополучный журнал на полку, сдвинув, почти свалив какой-то медицинский раритет.
– Можешь особо не вникать. – Он саркастически хмыкнул. – Он всегда был треплом. Нарасскажет про золотые горы, а на деле – и медного гроша не наработал. – Показав мне – чтоб подумал на досуге – план дальнейших исследований, Алекс устало улыбнулся. – Пойдем на террасу, нас ждут.
Я, однако, отметил для себя, что насчет исследований я, конечно, подумаю, но нужно побольше узнать об исследованиях Ройзельмана. Ну, или о декларациях. Скорее всего, абсолютно сомнительных, разумеется. Говорили, что он ставит эксперименты, которые мало того что рискованны, а исход зачастую непредсказуем – это как раз в науке не самое ужасное, – хуже всего, что результаты после всех громких заявлений оказываются невоспроизводимы. А это выводит исследования вообще за рамки науки. Но… я впервые видел учителя в гневе – ну или близко к тому – и просто как ученый не мог не выяснить, что же такое могло вызвать столь выдающуюся реакцию.
Вернувшись к остальным, мы обнаружили, что за время нашего отсутствия появилась еще одна гостья – высокая молодая женщина с идеально правильными чертами лица и роскошной гривой рыжеватых волос.
– Это моя подруга Эдит, – с улыбкой представила мне ее Вероника. – Отличный экономист, но главное – великолепная скрипачка. Настоящий виртуоз. Мы как-нибудь сыграем вместе. Правда, Эдит?
Женщина скользнула по мне холодным, почти жестким взглядом и, повернувшись к Веронике, коротко кивнула. От нее так и веяло ледяным высокомерием, как от какой-нибудь заснеженной горной вершины. Мелочь вроде меня попросту не заслуживала ее внимания. Да и более «масштабных» персон она не слишком жаловала, скорее, позволяла собой любоваться.
Уже совсем смерклось, сквозь почти черную в темноте листву едва пробивался свет уличных фонарей. Единственным освещением террасы были звезды да угли мангала. Гости расселись на небольших скамеечках, Алекс занял кресло-качалку. Я забился в угол, откуда можно было, не привлекая к себе лишнего внимания, продолжать наблюдение.
Вероника, с изумлением заметил я, несмотря на свое положение, потягивала вино, игнорируя укоризненные взгляды Валентина. Вера неловко прильнула к Герману, который, покачивая в руке бокал с коньяком, задумчиво попыхивал сигарой. Эдит сидела в гордом одиночестве с абсолютно невозмутимым видом. В ее руках тоже рубиново поблескивал бокал. Алекс сосредоточенно раскуривал трубку.
– Вот прошел и еще один год, – заметил он, обращаясь скорее к звездам, чем к окружающим его людям. – Не самый, скажу, худший год.
– Папа, ты… – Вера запнулась на полуслове, а пыхнувший трубкой Алекс одарил ее взглядом, в котором светилась так не свойственная ему обычно теплота.
– Еще раз спасибо за поздравления. – Он поднял бокал, в котором тусклым золотом переливался коньяк. – Я рад был видеть всех вас, мне было очень приятно. Спасибо за подарки, – и замолчал, словно не зная, что сказать дальше. И неудивительно, для Алекса и эта короткая речь была чересчур многословна. О науке-то он мог говорить часами, но если речь заходила о чем-то личном: из него слова было клещами не вытянуть. Подняв бокал повыше, он подытожил: – За вас, – и выпил.
Мы присоединились к тосту. Явно прощальному, мелькнуло в голове. Юбилейный вечер закончился.
– Пожалуй, мы с Верой потихоньку откланяемся, – неожиданно умиротворенно сказал Герман. – Сейчас только такси вызову.
– Я тоже, с вашего позволения, поеду. – Я полез в карман и понял, что телефон забыт дома.
Проклятье! А если Рита звонила? Хотя с чего бы это? Она никогда не звонит первой. А больше мне и звонить-то некому, в записной книжке и десяти номеров не наберется: Рита, Алекс, Макс, отец Александр, лаборатория и домашний. Ах да, еще зачем-то номер приюта. А звонит мне только Алекс, да иногда Макс. Как начал жизнь сиротой, так и всю жизнь один как сыч. Феликс, ты слишком много выпил, хором сказали обе мои «половины», и лучшая, и худшая.
– М-можно я от вас позвоню? – спросил я у Алекса, чувствуя, как плохо слушается мой собственный голос. Герман, разумеется, не преминул одарить меня ироническим взглядом, но мне было не до него. Хорошо хоть, что нужные номера я помню наизусть.
– Да, конечно, телефон в кабинете, – пожал плечами Алекс.
Уходя, я слышал, как Валентин спрашивает:
– Как-то не хочется тебя сегодня одного оставлять. Может, нам с Вероникой тут переночевать?
Ответа я уже не слышал.
В кабинете, вместо того чтобы вызвать такси, я решил сперва позвонить Рите. Выпитое туманило голову и пробуждало не свойственные мне эмоции.
Трубку Рита взяла не сразу, а когда наконец ответила, голос был уставший и, как бы это сказать, колючий. Не люблю я такой ее голос… Остатки здравого смысла подсказывали, что этот звонок – не самая лучшая идея, что надо быстренько положить трубку и набрать номер диспетчера такси… Но (да, вероятно, алкогольные пары действовали сильнее, чем мне казалось) я упрямо слушал накатывавшие в ухо длинные гудки, пока наконец вместо них не раздалось колючее «алло».
– Привет! Как ты? – спросил я с воодушевлением узревшего теннисный мячик щенка.
– Как обычно, – холодно ответила Рита. – Тебе что-то нужно?
– Я… Нет… То есть да. – Мое воодушевление, разбившись о лед ее голоса, распалось на бессвязные клочки. Зачем я позвонил? Что теперь говорить? – Я в гостях у Алекса. Помнишь, я тебя приглашал?..
– Помню, – бесстрастно сообщила трубка. – А я тебе тогда же сказала, что у меня дежурство.
– Да… Да… Я помню. Жаль… Здесь так хорошо…
– Ничуть не сомневаюсь, – усмехнулась Рита. – И по голосу слышу.
– Рита, я не… – Я окончательно смешался. Или смутился?
– Не надо ничего объяснять, – сухо прервала меня она. – Мне все равно. Ты в гостях. А у меня дежурство… До полуночи.
От этого ненужного, в сущности, уточнения я почему-то воспрял:
– За тобой заехать?
– На чем?
– На такси.
В трубке раздался вздох, и я представил, как Рита, сидя в неудобном офисном кресле, возводит очи горе, как всегда, когда я, с ее точки зрения, говорю или делаю какую-нибудь глупость. Не зная, что сказать, как убедить ее, что мной движут самые лучшие чувства (внутренний скептик ехидно напомнил, что еще сегодня днем наши отношения казались мне «непонятно чем», и подсчитывал количество принятых бокалов), я просто тупо молчал. Не дождавшись от меня ничего более внятного, Рита сухо ответила: