— Ральф, пойми, против тебя лично я ничего не имею и искренне восхищаюсь твоим мужеством и целеустремленностью, — сказал он. — Именно на таких молодых людей, как ты, я возлагаю надежды на будущее. Не воспринимай это как личный выпад. Я попросту не могу позволить кому бы то ни было стоять на моем пути. Я знаю, что нужно сделать, и у меня слишком мало времени, чтобы добиться своего.
Жажда убийства накатила на Ральфа черной волной необузданной ярости. Он уже видел, как пальцы сжимают распухшую шею, раздавливая горло, из которого раздается безжалостный пронзительный голос.
Ральф на мгновение зажмурился и, отбросив ярость, как сбрасывают промокший плащ, вдруг понял, что в его жизни произошел коренной перелом.
— Я понимаю, — кивнул он с ледяным спокойствием, и голос ни разу не дрогнул. — На вашем месте я, пожалуй, поступил бы точно так же. Давайте попросим Джордана составить контракт, по которому я и мои партнеры передают БЮАК все права на угольное месторождение Уанки в обмен на безусловное подтверждение моих прав на участки под названием «шахта Харкнесса».
Мистер Родс одобрительно кивнул:
— Ты настоящий боец. Далеко пойдешь. — Он перевел взгляд на Джордана: — Займись этим!
Паровоз с грохотом мчался в ночь, и хотя на оси колес поместили тонны свинца, чтобы смягчить ход поезда и устранить неудобства для мистера Родса, вагоны все равно ритмично покачивались, а стальные колеса громко стучали по рельсам.
Ральф сидел у окна своего купе. На двуспальной кровати за зелеными бархатными шторами пуховое одеяло было приглашающе откинуто заботливыми руками прислуги, но спать не хотелось. Ральф так и не разделся, хотя позолоченные часы на ночном столике показывали три часа утра. Несмотря на количество выпитого, мыслил он на удивление ясно и четко, словно ярость сжигала алкоголь, едва тот попадал в желудок.
За окном полная луна освещала странные силуэты фиолетовых холмов на горизонте. Время от времени перестук колес сменялся металлическим звоном: поезд проезжал по очередному низкому мосту над пересохшим руслом реки, где белоснежный песок сиял в лунном свете, будто расплавленное серебро.
Ральф высидел ужин в салоне мистера Родса, выслушивая чудаковатые и грандиозные идеи, неожиданные истины и затертые банальности. Все это непрерывным потоком изливалось из громадного человека с неуклюжим грузным телом и высоким резким голосом.
Скрыть свои чувства и даже согласно кивать и улыбаться остротам мистера Родса Ральфу удалось только благодаря тому, что он осознал еще одну слабость противника: мистер Родс, изолированный от реального мира огромным богатством и ослепленный собственными видениями, слишком высоко вознесся над окружающими. Ему и в голову не пришло, что он нажил себе смертельного врага. Если он и задумывался о чувствах Ральфа, то скорее всего полагал, будто молодой человек легко забыл потерю месторождения Уанки, приняв ее с таким же философским спокойствием, как и сам мистер Родс.
Изысканные блюда и прекрасные вина на вкус казались опилками, и Ральф с трудом заставлял себя их глотать. Мистер Родс наконец решил закончить ужин и, как всегда, внезапно, без предупреждения, встал из-за стола. Ральф вздохнул с облегчением.
— Я сужу о человеке по тому, как он ведет себя в трудную минуту, — сказал Родс, всматриваясь в лицо молодого человека. — Ты прошел испытание, Баллантайн-младший.
В тот момент Ральф едва не потерял самообладание, но мистер Родс уже вышел, ступая по-медвежьи неуклюже. Братья остались наедине.
— Прости, Ральф, — простодушно извинился Джордан. — Я ведь пытался тебя предупредить, что не следовало бросать ему вызов. Ты вынудил меня выбирать между вами… Я оставил бутылку виски в твоем купе. Утром мы будем в поселке, где есть первоклассный отель. Там ты можешь подождать вечерний поезд обратно в Кимберли.
Ральф с удивлением заметил, что бутылка виски уже опустела: после такого количества спиртного следовало бы валяться без сознания. Только попытавшись встать, он обнаружил, что ноги не держат, и тяжело привалился к раковине, разглядывая свое отражение в зеркале над ней.
На пьяницу он не похож: твердая линия губ, волевой подбородок, потемневшие и злые глаза.
Оторвавшись от зеркала, Ральф посмотрел на кровать.
Нет, уснуть явно не удастся, хотя он едва стоит на ногах, обессилев от ненависти и гнева. Внезапно захотелось забыться, ненадолго потерять рассудок. В дальнем конце салона за двойными дверцами с искусной инкрустацией стояли ряды бутылок — лучшие напитки, собранные со всех концов света. Вот где следует искать забвение.
Он на ощупь открыл дверь купе и вышел в коридор. В лицо ударил холодный ночной воздух. Легко одетый Ральф вздрогнул и, пошатываясь, двинулся по узкому коридору, стукаясь плечами об стены и проклиная собственную неуклюжесть. Открытую площадку между вагонами он пересек, придерживаясь за ограждение, и, спасаясь от холода, торопливо нырнул в следующий вагон. Из распахнувшейся впереди двери хлынул луч желтоватого света, и в коридоре появилась изящная стройная фигура.
Не заметив брата, Джордан помедлил в дверях и оглянулся. На его лице отразились любовь и нежность матери, уложившей спать малыша. Мягко, с преувеличенной осторожностью, стараясь не шуметь, он закрыл дверь и, обернувшись, оказался лицом к лицу с братом.
Как и Ральф, Джордан был в одной рубашке, причем расстегнутой до самой пряжки ремня, и без запонок в манжетах, словно одежду лишь небрежно набросили. На темном ковре четко выделялись белоснежные босые ступни изящной формы.
Осоловелый Ральф решил, что брат тоже захотел подкрепиться или вышел по нужде, и хотел было пригласить его составить ему компанию в поисках бутылки, но вдруг заметил выражение лица Джордана — и мгновенно перенесся на пятнадцать лет назад, в отцовское бунгало возле великой шахты Кимберли, где братья провели большую часть юности. Однажды ночью Ральф застал младшего брата за детским грехом онанизма: на лице Джордана было то же самое выражение смертельного ужаса и вины.
Вот и теперь Джордан застыл, бледный и напряженный, глядя на Ральфа широко раскрытыми от страха глазами и подняв руку к лицу, будто защищаясь.
И тут Ральфа осенило.
Он в ужасе отпрянул и уперся спиной в закрытую дверь на площадку между вагонами. Вжимаясь лопатками в дверь, он онемел на несколько бесконечно долгих секунд, глядя в глаза брату. Наконец к Ральфу вернулся дар речи, но голос звучал хрипло, словно после долгого бега.
— Господи, теперь я знаю, почему тебе не нужны шлюхи, — ты и сам один из них!
Ральф повернулся, рывком открыл дверь и, выбежав на площадку, загнанно огляделся, точно зверь в западне: вокруг простирались залитые лунным светом просторы вельда. Пинком распахнув дверцу в ограждении площадки, Ральф слетел по ступенькам и повалился в ночь.
Земля с сокрушительной силой ударила в тело. Он покатился вниз по насыпи и упал лицом в жесткие заросли возле дороги. Красные огоньки тормозного вагона уплывали на юг, и расстояние приглушило стук колес.