– Убирайтесь вон! – сказал Зайцев-папа. – Или я вызову милицию. Это шантаж и угрозы.
– В какой-то степени, – согласился Лисовский, склонив голову. – Но вас должно волновать совсем другое. Ну что такое эта драная изба? Разве это главное сокровище в вашей жизни? Главное сокровище находится сейчас в городе Курске, гостит у своей бабушки. Я не ошибся?
Зайцевы побледнели и переглянулиь.
– Я не ошибся, – зловеще усмехнулся Лисовский. – И вы не ошибетесь, если без всяких условий согласитесь очистить помещение в двадцать четыре часа московского времени.
– Ихняя бабка, Анастасия Петровна, – добавил от двери Кислый, – она шибко старая, чтобы уследить за шустрым мальцом. Того гляди – потеряется.
Лисовский встал. Издевательски поклонился побледневшим Зайцевым.
– Жду вас завтра в районной администрации. Там в пятнадцать ноль-ноль мы оформим наши отношения. Приходите с вещичками. А если вы вздумаете искать защиты у милиции… То ваша бабка, – добавил Кислый, – будет искать своего внучонка. Долго и бесполезно.
Что оставалось делать бедным Зайцевым?
Вернувшись в город, мы не сразу пошли домой, а зашли сначала к Ленке и устроили на кухне маленькое оперативное совещание. На котором разработали план больших оперативных мероприятий.
Докладывал обстановку сэр Алекс Оболенски. Скромно и объективно.
– …И тут я сразу сообразил, что эти трое бандитов хотят ограбить магазин…
– Почему трое? – удивился я. – Мы вообще-то только одного пока видели.
– Плохо ты смотрел, Дима, – упрекнул меня Алешка. – Мы ведь с тобой вместе в лубяной избушке были.
– И где ж ты их там разглядел? – разозлился на его вредность я. – В шкафу?
– На столе! – разозлился на мою тупость он. – На столе были три стакана и три вилки. А в пепельнице – полно окурков. Трех видов: «Ява», «Прима» и папиросные.
Но я так сразу не сдался:
– А сапоги? Две пары всего!
На что Алешка только усмехнулся.
– Дим, один из них ведь главарь, так? Он же в грязный подвал не полезет! Он только руководит.
– А что ты еще сразу сообразил? – заметив мое смущение, поспешила с вопросом Ленка.
– Сообразил, что дом Зайцевых эти жулики выбрали не случайно.
– А почему они его выбрали? – спросила Ленка, разливая чай.
– По нескольким причинам, – важно ответил Алешка, придвигая к себе чашку и тарелку с печеньем.
Дальше он говорил очень неразборчиво, набив себе рот до отказа, но мы его поняли.
– Я это… изучил для начала потерпевшего – их сына, Зайцева Федора Михайловича. Ребенок оказался очень вежливым, отзывчивым и хорошо воспитанным. Значит, его родители – мягкие, честные и добрые люди. Таких людей проще всего обмануть или применить к ним жесткие меры.
– А другая причина?
– Еще проще. Их дом – самое удобное место в Поречье, откуда можно вести подкоп под магазин. Ну, не подкоп, конечно, а пролезть в эти муникации и добраться до магазина…
– Все это и так понятно, – безжалостно прервал я его выступление. – Непонятно: как они выгнали Зайцевых из дома и где Зайцевы теперь находятся?..
– И что делать дальше? – добавила Ленка. – Я думаю, нужно рассказать все вашему папе. А уж он-то знает, что делать в таких случаях.
– Нельзя! – Алешка замотал головой. – Ни за что!
– Почему? – удивилась Ленка.
– Потому что попадет! И потому что я их ненавижу. Таких, которые детей на улицу выбрасывают. И я хочу сам поймать их на месте преступления. И посмотреть им в глаза. И сказать в их собственные уши все, что я о них думаю.
Давно я не видел своего младшего брата таким разгневанным. И я не завидую этим жуликам, когда они попадутся в его нежные детские ручки. Они такое от него услышат собственными ушами!..
– Мы сами их схватим! – разошелся Алешка. – Так схватим, что мало не покажется.
И он почему-то опять бросил загадочный взгляд на Норда, который лежал в углу и внимательно его слушал, будто они уже о чем-то договорились.
Мне все это не очень понравилось. Грабят банки и магазины, выгоняют детей из дома люди особого склада. Жестокие и безжалостные. К тому же мы не знаем, сколько их. И потом, они наверняка вооружены. А у нас нет даже «армейского» револьвера доктора Ватсона. Одна рогатка на троих. И та старая.
Но наш Алешка не так прост и наивен, каким иногда кажется. Конечно, он до сих пор уверен, что «лошадь в яблоках» – это какое-то национальное блюдо из конины с антоновкой. Но в то же время, как говорит мама, у него живой и безупречный аналитический ум. Правда, он, пользуясь своим безупречным умом, частенько делает далеко не безупречные выводы.
Тем не менее Алешка распорядился разумно. Он заставил нас по очереди следить за домом Зайцевых, чтобы возможно лучше изучить обстановку, в которой нам вскоре придется жить и сражаться.
Я было заикнулся о наших двойках и тройках, но Лешка так посмотрел на меня, что я молча согласился – да, у нас есть дела поважнее.
Поэтому я, как на уроке, поднял руку и спросил:
– А деньги?
– Деньги будут, – уверенно пообещал Алешка.
– Еще не все варенье продал? – подколол я.
Он только усмехнулся. Снисходительно…
Почти весь следующий день я провел в Поречье, ведя наружное наблюдение за объектом слежки.
Алешка подстраховал меня дома, красочно расписав родителям, какое важное поручение их старший сын получил в школе непосредственно от ее директора.
В Поречье я заметил (да и физически ощутил), что золотая осень, «очей очарованье», неожиданно кончилась. Будто полностью израсходовав свои последние запасы тепла, света и цвета. Началась осень другая – моросящая, слякотная, тоскливая. Листья с деревьев уже не падали, и желуди на них не сыпались. А та листва, что совсем недавно легла на землю золотым ковром, побурела, почернела и не шуршала таинственно под ногами, а противно и грустно хлюпала, напитавшись холодными каплями дождя.
…Сначала я, как дурак, ходил взад-вперед по узкой улочке из пяти домов, поглядывая исподтишка на «лубяную заячью избушку».
Потом сидел, нахохлившись, натянув капюшон куртки, на мокрой скамейке возле того забора, за которым жила бабушка Надя в телогрейке. Скамейка стояла под старой липой, но ее голые ветки не спасали меня от упорно и уныло моросящего дождика. Тогда я притулился к большому, еще не совсем облетевшему дубу. Но здесь оказалось не лучше – при порывах ветра оставшиеся листья сбрасывали на меня целые водопады.
Я промок, замерз, проголодался. И все зря – ничего особенного я не заметил. Кроме того, что худосочный джентльмен Кислый дважды куда-то отлучался. Причем теперь он с особой осторожностью пользовался своей «ракушкой» – все время оглядывался, вынимал замки из петель, подпирал подъемную створку длинной железякой.