Губернатор снова посмотрел в окно, повернулся в сторону Киселёва:
— Продолжим разговор, когда казаки будут на подступах к городу. А теперь вернёмся к началу беседы. Обстановка в городе накалена, далее действовать будем в соответствии с законами военного времени. Кнутову объявить благодарность. За находчивость и за то, что сумел погасить волнение… Далее. Опубликуйте моё распоряжение! — генерал-губернатор подошёл к столу и взял в руки исписанный лист с двуглавым орлом сверху, — Прочтите [9] .
— «До сведения моего дошло, — принялся изучать текст губернский полицмейстер, — что некоторые жители Благовещенска, а также лица из крестьянского и казачьего населения вверенной мне области, допускают различного рода насильственные действия против живущих на нашей территории мирных маньчжур и китайцев. Нападение на безоружного и беззащитного врага не в характере русского человека, а потому указанные прискорбные случаи насилия могу лишь объяснить вспыхнувшей озлобленностью против возмутительного вероломства китайцев, начавших против нас военные действия, без всякого с нашей стороны повода…» Кстати, — Киселёв приостановил чтениея. — Я придерживаюсь точки зрения старшего следователя Кнутова. Имел место факт подстрекательства.
— А в других поселениях?
— Думаю, и там также.
— Что ж. Доказывайте. Ищите виновника. Судите. Но до решения суда я, как русский человек и как глава области, буду придерживаться своего мнения. Впрочем, дочитайте до конца.
Киселёв перевернул лист:
— «А посему, ПРИКАЗЫВАЮ: объявить всему населению вверенной мне области, что виновные в убийствах, грабежах и других насильственных действиях против мирных беззащитных китайцев будут предаваться суду и подвергаться наказанию по всей строгости военного времени».
— С последним, надеюсь, согласны?
— Да, ваше высокопревосходительство.
— Слава богу, хоть в чём-то мы с вами нашли компромисс. Приказ распространить как среди мирного населения, так и среди военных. Немедля!
— Слушаюсь!
— С сего часа вашим подчинённым разрешаю применять все дозволенные и необходимые меры наказания в случае, если они столкнутся с фактом, подобным давешнему.
Анисим Ильич поставил стул рядом с лавкой, на которой сидел старик китаец, достал портсигар, вынул из него папироску.
— Что, Иван, домолчался? Говорил я тебе по-хорошему: расскажи, кто у вас был? Так нет…
Старик, спрятав руки в колени, раскачивался из сторон в сторону, и, не моргая, глядел в пол.
— Молчишь. И друг твой молчит. Все молчат. Что ж, придётся тогда говорить мне. Первое, и для тебя главное: возвращаться тебе, Ваня, некуда. Нет более ваших. Дома есть, рухлядь кое-какая осталась. А Китайки — нету. Потому как почти весь народ ваш потоп. В Амуре.
Голова китайца склонилась ещё ниже. Плечи мелко дрожали, будто к ним кто-то присоединил адскую машинку. Анисим Ильич однажды такую видел и теперь мысленно крутил ручку, которая подавала к плечам старика невидимый ток. Кнутов смертельно устал. Говорить с китайцем не хотелось. Но последний допрос следовало провести. Дабы поставить на данной истории точку.
— Второе. Если бы ты не загадки нам загадывал, а сразу сказал, на что вас японец агитировал, может, и твои люди бы не пострадали.
Старик молчал. Кнутов терпеливо выкурил одну папироску. Затем вторую. Когда дымок от третьей устремился к потолку, китаец еле слышно произнёс:
— Чужая китайца хотела на тот берег Зеи.
— То есть? — Анисим Ильич заинтересованно наклонился к старику.
— На тот берег Зеи.
— Это я уже слышал. Точнее?
— Не знаю. Она не говорила.
— Кто должен был его туда доставить?
Старик с силой сжал руки.
— Ты? — догадался следователь.
Китаец утвердительно кивнул головой.
— Моя лодка.
— И где ты ему оставил лодку?
— Где камень. Большой камень.
Камень? Анисим Ильич напряг память. Точно. Невдалеке от места, где произошло побоище, есть камень. И, кажется, там имелась джонка. Точно, на цепи. С навесом, приспособленная к длительному плаванию.
Он тогда ещё мимоходом удивился: все лодки отвязаны, или на верёвках. А эта — на цепи. Правда, и джонка отличная. Новенькая. Целая.
— Ключ у кого? — спросил Анисим Ильич. Он вспомнил: несмотря на панику, джонкой никто не воспользовался.
— Моя ключ.
Старик вновь опустил голову. Старший следователь было решил, что он снова замолчал, но тут же понял: указывает на свою грудь. «Носит ключ на шее», — догадался Анисим Ильич.
— Ключ один?
— Да.
— И только у тебя… Так, — пробормотал Кнутов, резко поднялся на ноги, вернулся к столу и с силой затушил в пепельнице очередной окурок.
Теперь понятно. Хотели под шумок воспользоваться лодкой. Да прогадали. Старик-то у нас. И вся затея у японца сорвалась. Но какого чёрта наши мужики в этом деле имели? Хотя тут ответ понятен: им заплатили, и понеслась душа в рай. И деньги получили, и кулаки почесали. Вот только зачем япошке плыть за Зею? Куда проще до противоположного берега Амура добраться. К своим.
— Что ещё японец говорил?
— Моя не знает. Не помнит.
— Ну да. Твоя и раньше ничего не знала и не помнила. А япошка тот, — Кнутов наклонился над стариком и почти прокричал тому в ухо, — наших мужиков науськал, чтобы ваших потащили топить! А твоя сидит тут и снова ничего не знает!
По впалым щекам старика слёзы проложили тонкие бороздки.
— Ладно. Что он вам обещал? Не задарма же ты должен был везти его?
— Там, — старик показал рукой в сторону Амура. — Семья. Много семья. Кушать надо. Нет ничего кушать, обещала деньга.
— И много обещал?
— Вот, — китаец десять раз вскинул раскрытые ладони обеих рук.
— Сто? Сто рублей? И вы…за сто рублей?! — эмоциональный шок потряс следователя. Деньги, конечно, большие, но чтобы поставить под угрозу жизнь целого квартала!
— Много деньга, — закачал головой китаец. — Можно купить рыба, риса…
— Боже ты мой! Лишиться всего, за ради ста рублей! — Кнутов тяжело упал на стул и кивнул на дверь. — Уходи. И дружка своего забери.
Старик нерешительно поднялся, огляделся:
— Я посла?
— Топай, я сказал. Конвойный!
Как только дежурный открыл дверь, Кнутов приказал выставить обоих китайцев за двери, и никого к нему в течение часа не пускать. После Анисим Ильич развернул обернутый газетой бутерброд, присел на край стола и принялся жевать хлеб с колбасой.