Денёк выдался на редкость насыщенный. Катькин отец, Кузьма Иванов, в госпитале после ста граммов водки более-менее внятно рассказал, что произошло у него дома.
В субботу, в котором часу, старик, естественно, не помнил, в дверь хаты постучали. Двое. Оба — их благородия. Один рыжий. Волосы у него, как у барана, в колечко вились. Это хозяин запомнил. Был ли кто из них офицер? Нет. Но у второго имелись усы. А первый, что как баран, всё время всхлипывал. То ли насморк у него, то ли помер кто. Спросили про Катьку. Но дочери дома не оказалось. Вот тот, что усатый, и сказал, мол, подождут. А отчего не подождать, ежели денег дали и приказали бутылку принести. Остались в комнате Катерины. А он на своей половине. Как ушли, не помнит. Но под утро, как хмель попустил, а душа стала требовать новой стопочки, он, то есть Кузьма, обнаружил штиблеты под печкой, там, где хранил заначку. Кузьма божился, что «Их благородий» признает, ежели ему тех покажут. И показали. Одного: отвезли Кузьму в морг. Учителя старик узнал.
Теперь Кнутову оставалось дождаться приезда полицейского отряда с Индуровым. После чего провести очную ставку, и… Столица! Сколько он о ней мечтал!..
Анисим Ильич потёр пальцами виски: что-то, батенька, мозги у вас совсем перестали работать. А сие что означает? Нужно им дать отдых? Вопрос: какой? Кнутов глянул в небольшое, висящее на стене зеркало и подмигнул ему. Её зовут Анастасия! Пускай все катится к чертям! Но сегодня, сейчас, он имеет полное право расслабиться в приятном обществе. Разкудрить твою…
Старший следователь закрыл дверь кабинета, вышел на улицу и уже хотел было свистнуть стоящим невдалеке дрожкам, как вдруг заметил старика, сидящего в стороне от крыльца на корточках. Анисим Ильич шагнул с крыльца, подошёл к живому клубку, легонько толкнул его:
— Эй! Почему не идёшь домой?
Старик медленно поднялся, следователь отметил, что тот почти карликового роста. «Ему бы в "Шапито" выступать», — усмехнулся Анисим Ильич и вновь нахмурился:
— Ну?
— Моя ходить нету. Моя дом нету. Моя помирать.
— Прямо здесь?
Старик промолчал.
— Вот что, Иван, иди-ка ты помирать куда-нибудь в другое место.
— Нет другая место.
— Так что, тебя опять в камеру спровадить?
Старик снова промолчал. Кнутов взбежал на крыльцо:
— Дежурный! Забери назад китайца.
Конвойный выглянул за дверь, окинул взглядом старика и робко произнёс:
— Нельзя, ваш благородь!
— То есть как нельзя?
— Мы его выпустили. По вашему приказу. Вы расписались, ведь так?
— Ну и посадите его снова.
— Анисим Ильич, вы же знаете. Бумагу надо. А так, никак.
— Да… чтоб… — Кнутов хотел было выругаться, но вовремя спохватился.
Ситуация складывалась дурацкая. Он же лично сказал старику, что тому некуда идти, и после отпустил! Молодец, Кнутов, нечего сказать!
Следователь снова вернулся к китайцу:
— Ты чем по жизни занимаешься, Иван?
— В лавке моя. Купи-продай… Помидора, огурца…
— «Помидора, огурца»… — передразнил старика Анисим Ильич. — Водку пьёшь?
Иван Вейди замешкался:
— Моя мало-мало пить.
— Тогда поехали. Сегодня будем пить много-много, — Кнутов вложил два пальца в рот и лихо свистнул, давая знак извозчику, чтобы подъехал. — А Анастасия, прости господи, позабыл узнать отчество, подождёт. Заодно, Ваня, может, ещё чего вспомнишь про своего чужого китайца? А?
Харитон Денисович хотел проскочить мимо дежурного, но тот окликнул его:
— Куда?
Дежурный полицейский обедал, и от дурманящего запаха чесночной колбасы у младшего следователя закружилась голова. С утра маковой росинки во рту не было. Пока то да сё — не замечал. А вот нос унюхал, и желудок пошёл писать петицию.
— Анисим Ильич на месте?
— Минут десять назад уехали. Ивана с собой прихватили.
— Какого?
— Старика, что сидел у нас.
— И куда они?
— А мне почём знать? Мне не докладывают, — и скрылся в своей конуре, доедать колбасу.
«Вот ведь!» — возмутился Селезнёв, но тут же успокоился. А может, и к лучшему? Ночь скоро. Доложить, что упустили штабс-капитана всегда успеется, а вот поесть — это как сказать. Зная характер Анисима Ильича, можно заранее предсказать, что пошлёт он своего подчинённого явно не в ресторацию.
Харитон Денисович выскочил на крыльцо в надежде, что вскоре будет дома, но задуманному сбыться оказалось не суждено. На ступеньках младший следователь чуть не сбил с ног губернского полицмейстера.
— Куда, дура?! — голос Киселёва прогремел столь неожиданно, что у Селезнёва подкосились ноги. — Совсем дороги не видишь? — Владимир Сергеевич приподнял голову и оторопел: — Селезнёв? С Индуро-вым прибыл?
— Никак нет, ваше превосходительство. Мы, это… за ним… А он… А мы… Не успели! — Харитон Денисович и сам не заметил, как начал заикаться.
— Что значит «не успели»?! — Киселёв поднялся ещё на одну ступеньку, и теперь его усы грозно топорщились перед носом младшего следователя.
— Виноват, ваше превосхо…
— Где люди, которых я к вам послал? — перебил подчинённого полицмейстер.
— Ищут. Штабс-капитана Индурова. Здесь. В городе.
— Так, — протянул Киселёв. — А ну-ка, Селезнёв, марш ко мне в кабинет, изложи, кто, что и как.
Через полчаса Владимир Сергеевич, выслушав версию младшего следователя, задумчиво вертел в руках стилет, а Селезнёв, опустошённый и вялый, сидел напротив, думая только об одном: как бы поскорее уйти.
— Говоришь, Индуров потерялся в казармах?
— Так точно, ваше…
— Понятно. На вашем посту Катерина Иванова не появлялась?
— Прислуга Бубновой? — Селезнёв с удивлением посмотрел на полковника. — Никак нет. Ежели бы я её увидел… Простите, а поинтересоваться..?
— Труп Ивановой выловили в Зее, — жёстко бросил на недоговорённый вопрос Владимир Сергеевич. — Убита. Судя по всему, тем самым оружием, что и Бубнов. По крайней мере, — Киселёв снова осмотрел стилет, — это очень похоже.
— Не может быть, — пробормотал Селезнёв. — Штабс-капитан постоянно был под нашим надзором. Я его даже сопроводил… Хотя, нет, — младший следователь задумался. — Утром отлучались они. Вроде как по нужде. В лес.
— И долго отсутствовал?
— Что-то около двадцати минут. Но мы в тот момент не обратили внимания. Убитым Манякиным занимались. А штабс-капитан как раз ушёл. Потом вернулся. Это я уж…
— Когда, во сколько?
— На рассвете. Что-то около пяти.