Дом атамана станицы располагался в самом центре длинной улицы, за палисадником, огороженным невысоким, по пояс, заборчиком — для красоты. Ещё на улице до слуха Олега Владимировича донеслась из глубины дома довольно известная песня, но в оригинальном исполнении:
Когда я имел златые горы,
И редьки полные погреба!
Тогда я взял жену — прожору,
Она всю редьку и пожрала!
Олег Владимирович неторопливо поднялся по крыльцу и, минуя сенцы, прошёл через распахнутые двери в избу. Пахнуло свежеприготовленной пищей, и голодная слюна заполнила рот. Олег Владимирович огляделся: большая, выбеленная печь, вкруг которой расположились все остальные бытовые помещения — кухня, комнаты, даже зала.
Вот в зале-то, за широким, тщательно выскобленным столом под образами он и нашел атамана. Перед поющим Семёном Петровичем Картавкиным, который решил слегка отобедать, стояли: миска с борщом, тарелка с квашеной капустой, жареная рыба прямо на сковородке, в берестянке соленые огурцы и помидоры. С правой руки топорщилась ополовиненная чекушка водки.
Атаман станицы Семён Петрович Картавкин вид имел колоритный. Крупного телосложения, с мощным торсом и сильными руками, привыкшими держать соху и шашку, мускулистой шеей, крепким подбородком, жестковатым рисунком губ, над которыми возвышался слегка горбатый, некогда перебитый то ли в драке, то ли в битве нос. Взглядом Семён Петрович обладал опытным, умным, с хитринкой. Но главным достоянием внешнего облика казака была безукоризненно лысая голова, блестевшая в свете лучей солнца. И шея, и лицо, и руки, и лысина были темно-коричневого цвета от загара и ветров, которые для Белого казались примечательными особенностями дальнего края.
Атаман, исполнив хрипловатым баритоном столь диковинную песню, принял водки и, не глядя на Белого, зажевал капустой.
— Неплохо поёте! — Олег Владимирович взглядом нашёл табурет, приставил его к столу, сел напротив атамана.
— Казаки не жалуются. — Семён Петрович встал, прошёл к самодельному, такому же крепкому, как и хозяин, буфету, достал гранёную стограммовую рюмку, поставил её перед гостем. После сходил на кухню и принёс еще миску с борщом.
— Я не один, — проговорил Олег Владимирович, с наслаждением вдыхая вкусный аромат.
Семён Петрович разлил водку, молча, не чокаясь, выпил, проследил, как гость проделал то же самое, и только тогда произнёс, вставая:
— Налегайте. Я сейчас…
Через минуту вернулся и сел за стол.
— Извозчика покормит жена, — Картавкин налил по второй. Чекуш-ка иссякла, и он её спрятал под лавку, на которой сидел. — За что пить будем?
Олег Владимирович повёл плечами: мол, ему всё равно.
— Ну, тогда за осетра! — Семён Петрович осушил рюмку одним глотком, слегка поморщился и закусил огурцом.
— А почему за осетра? — поинтересовался Белый, доедая борщ.
— Маловато его в этом году. Это плохо, однако.
— Может, не сезон? Я, конечно, не знаток, но, по-моему, такое и у рыбы бывает
— Бывает, — не спорил Картавкин. — Особенно, когда он, осетр-то бишь, из Китая идёт. Ну да бог с ним. Какими судьбами к нам, ваше благородие?
Белый хотел, было, достать из кармана письмо, подписанное Киселёвым, но Семён Петрович остановил его жестом.
— Мы и так знаем, кто вы и с чем приехали в Благовещенск. Кучер ваш доложился. Меня интересует, почто нам такая честь?
Белый дожевал помидор и ответил:
— Имеется распоряжение проверить все воинские части. В том числе и казачьи станицы. Вот его и выполняю.
— А… — протянул Картавкин. — Предписание. Что ж, вот покушаете, и изволите приступить?
— Для начала, Семён Петрович, просто покажите мне станицу. А после решим, что предоставить более детально.
Обзор пограничной заставы, а именно такие функции на станицу Марковскую, в обиходе— Марковку, были возложены военным губернатором, начали с берега Амура. Семён Петрович вывел гостя из дома, провёл по вытоптанной через огород, скользкой после дождя, тропинке к сараям, что стояли близ реки, на самом краю обрыва. Таких сараев опять же, выстроенных из брёвен, с узкими щелями окон, выглядывавших на реку, оказалось немало: практически в каждом дворе. Имелось между дворами и своеобразное сообщение посредством деревянного настила, который был проложен версты на три, размыкая штакетник, тем самым давая возможность соседям попасть друг к другу не только через улицу, а и по огородам. Олег Владимирович осмотрел лестницу, но спускаться к воде не стал.
— Верхнее бревно, — Белый указал на первую ступеньку, — закрепили всего двумя кольями по краям. А почему не вбили и посредине? Надёжней было б?
— Добре и так. — Семён Петрович потёр глаз, словно в него попала соринка. — Спотыкаться каждый раз об этот кол…
Олег Владимирович сделал вид, будто его удовлетворил ответ атамана.
— Окна какие у вас в сараях… — Белый чуть не угодил в лужу. — Маленькие, узкие.
— А зачем большие? Там утварь разная. Опять же — скотина. А птице и свинье холод не нужен. Так вас, ваше благородие, окна с лестницами интересуют? Али денежная часть?
— Денежная, Семён Петрович, денежная. Но деньги ведь не просто лежат у вас в канцелярии, вы на них что-то покупаете? На что-то тратите. Я и хочу посмотреть, что именно вами приобретено, скажем, за последние два года. Вы сколько атаманом в станице сей?
— Так, почитай, годков двадцать.
— И никаких проверок до сей поры?
— Врать не буду. Чего не было, того не было.
— То-то и оно, Семён Петрович. А деньги, они контроль любят. Не то, словно вода в Амуре, утекут.
— У меня не утекут, — уверенно заметил атаман.
За три часа атаман и проверяющий осмотрели всё: побывали на складах и в жилых домах самих казаков, проверили состояние оружия, в том числе и трёх орудий, присланных в станицу прошлой осенью. Правда, как выяснилось, стрелять из них никто не умел. А единственный артиллерист, который прибыл вместе с ними, в начале лета утонул в реке.
— Как утонул? — поинтересовался Белый.
— Да как все тонут. Купался, наверное, да захлебнулся.
— А поточнее? — встрепенулся Олег Владимирович.
Семён Петрович потёр лысину:
— Вечером пошёл купаться, а наутро его в одних кальсонах нашли на берегу. Синий весь. Утопленники завсегда такие…
— Понятно. И что теперь с этими орудиями?
— А что с ними? Протираем, для порядку. Глядим, чтобы ржа не взяла.
— Понятно, — повторил Белый, продолжая осмотр.
В караульном помещении Олегу Владимировичу припомнилось, как его встретили возле ворот.
— Семён Петрович, что ж это меня к вам пропустили безо всякой проверки документов?