Лидия сорвала с себя платье, посмотрела в зеркало на свое обнаженное, крепкое и желанное для нормального мужчины тело. И силы ее кончились. Она взвыла, как раненая волчица. Она поняла главное. И это главное оказалось ужасным открытием. Лида справилась бы со смертью дочери, если бы… Если бы это вернуло к ней Виталия. Она безумно хотела, чтобы он остался. Когда ей удалось привести его в эту квартиру, она надеялась, что он с ней будет. Что они лягут в ее постель, что он утешит ее одним способом, с какого началось существование Леры на этом свете. Она бы сумела его опять приворожить. Она бы его не отпустила. Вот в чем ужас: он ей по-прежнему нужен больше всех других людей на земле, включая дочь. Вот за это она его ненавидела столько лет, а сейчас ненавидит еще больше.
Лида выскочила в гостиную, схватила телефон, набрала его номер и, не дожидаясь ответа, прохрипела: «Подонок».
– Кому вы звоните? – услышала она ровный и мелодичный женский голос. – Впрочем, я поняла, кто вы. Лидия Сикорская. Приношу вам свои соболезнования. А Виталия нет. Его увезли в реанимацию. Он пытался покончить с собой.
– Он умер???
– Он еще жив, но шансов мало. Очень большая кровопотеря. Практически исчерпан ресурс, так сказал врач. Извините, я не могу занимать телефон.
Две женщины в разных квартирах без близких людей горько рыдали всю ночь. Они не хотели жить, раз от них уходят все. Утром Галина получила слабую надежду. Ей сказали по телефону, что Виталий по-прежнему в тяжелейшем состоянии, но он жив. А Лидию, обнаженную, с опухшим лицом, растрепанную, нашел на полу спальни вошедший в квартиру Стивен. Рядом с ней валялись бутылки от спиртного и пустые упаковки снотворного. Он потряс ее, поднял, голова не держалась, глаза не открывались. Стив притащил ее в ванную, положил на коврик, затем пошел на кухню и взял из холодильника три бутылки молока, вылил все в большой кувшин с узким горлышком, разбавил водой и вливал в нее до тех пор, пока не началась рвота. Потом пошел наполнять кувшин вновь. И так до тех пор, пока она, дрожащая и мокрая, не открыла глаза и не начала что-то соображать.
– Я не думал, что ты такая слабачка, – резко сказал он. – Травятся только психопатки.
– А убивают только их дочек, – невнятно проговорила Лида.
Он включил горячую воду и велел ей: «Приведи себя в порядок. Помойся как следует и почисти зубы».
– Есть! – просипела Лида. – Я, конечно, плохо пахну. А ты хорошо. Новый парфюм. Эй, подожди. Ты ведь приставал к Лерочке! Я пару раз что-то странное замечала. Потом вспомню, что. Когда мозги соберу.
– Идиотка. Зря я тебя откачивал. – Он хлопнул дверью.
Там-та-там-та-там-та-там… Та там-та там… Та-там-та-там…
Артем сразу широко открыл глаза, приподнялся на локте. Что это было: неужели такой четкий музыкальный сон или в квартире где-то звучит мелодия «К Элизе»? Но мелодия продолжала звучать, и не просто в квартире, а именно в его комнате. Его телефон! У него были друзья или девушки, которые для него подбирали мелодию. Этой не было! Он взял телефон с тумбочки, медленно и долго смотрел на него, не нажимая «ответ». На определителе было написано «скрытый номер». Наконец он ответил «Да». Он так вдруг понадеялся услышать голос Элизы, но не услышал ничего. Молчание. Потом отбой. Так, может быть, кто-то ошибся в цифрах, устанавливая именно эту мелодию своему контакту, а потом даже не сказал: «Извините, я ошибся»? Конечно, бывает. Только не в той ситуации, в какой находится Артем. Точнее, это могло быть и в такой ситуации, просто ему трудно поверить в подобное совпадение. В комнату заглянула мама:
– Можно, сынок? Доброе утро. Мне показалось…
– Тебе не показалось. Мне кто-то позвонил мелодией «К Элизе». Скрытый номер. Молчали.
– Тебе когда-то звонила Элиза?
– Когда-то звонила. Пару раз. На день рождения приглашала. Как-то меня с днем рождения поздравила.
– А ты ей звонил?
– У меня в этом телефоне номер, которого уже давно не существует. Она уже сто телефонов, наверное, поменяла с тех пор.
– Но контакты все равно переносят в новый аппарат. Я имею в виду, что теоретически она ведь могла так поступить. Просто от хорошего настроения позвонить однокласснику, приятелю…
– Она не считала меня приятелем.
– Ты забыл. В младших классах вы были очень дружны.
– Я не забыл, просто это уже не в счет.
– Давай не путаться в понятиях. Ей захотелось позвонить человеку, который хорошо к ней относится. И она точно знает, что ты любишь эту мелодию. И внесла ее для твоего номера…
– А свой скрыла и молчала. В чем тут прикол, мама, тебе понятно?
– Ну, к примеру, дать знать о себе. А номер скрыт – ну, может, она сейчас находится рядом с ревнивым мужчиной… Гадать бессмысленно, Артем. Слишком много неизвестных. Я подумала о другом. Если это не она, то…
– То это тот, кто меня подставляет, да? И зачем звонить? Что он или они узнали?
– Мне больно об этом говорить, но ты сам понимаешь, что если ты станешь обвиняемым, то будет психэкспертиза. Твои показания: сон, когда она уходит под эту мелодию, звонок ни от кого с этой мелодией, сам факт влюбленности в эту мелодию… Это при желании можно выдать за маниакальность, которая все объяснит, что нужно следствию.
– Ты считаешь, меня кто-то пасет?
– Я это не исключаю. И если мы сами начнем в чем-то разбираться, бороться, то выходит… выходит, что ты в опасности. Есть методики, которые позволяют полностью восстановить твою картину той ночи. Пока мы имеем только эти улики, найденные следствием, в каждой из которых кто-то профессионально должен разбираться отдельно. Но от следствия трудно этого ожидать. Ничего плохого не хочу сказать, мне нравится Кольцов, но у них поток. Если мы допустим самодеятельность, то случайно можем что-то узнать, восстановить, но это слишком большой риск.
– Сами мы и не справимся. Я уже голову сломал: кому могло понадобиться именно меня подставлять. Я вообще ни при чем в ее жизни. Мама, мне плохо на душе. Мне кажется временами, что я настолько никому не нужен, что на самом деле убил девушку, считая ее Элизой. Может, тот, кто видел, как я это сделал, просто издевается?
– Артем, если бы это все происходило не с тобой, ты сумел бы выстроить строгую теорию. А так ты постоянно противоречишь самому себе. Короче, больше нельзя оставаться пассивными. Но и нарываться на возможных преступников нельзя. Я звоню насчет продажи рояля и Кольцову насчет адвоката.
– Мам, он же сказал, что это дешевый адвокат. Оставь рояль пока в покое. Мне его как-то жалко стало.
– Элиза на нем играла, тебя слушала… Ох. Как же тебя угораздило?!
– Да уж! Мама, но ты согласна, что я никому не нужен и никому не мешал?
– Конечно, не согласна. Ты нужен нам, друзьям, девушкам, в каком-то отношении даже Элизе, потому что ты хороший, красивый мальчик. Но в том смысле, чтобы тебя так подставлять, убирать с пути, конечно, – нет. Не могу себе представить такого человека. Но дело ведь в другом. Раз есть убийство – должен быть убийца. Знаешь, после этого звонка мне кажется, что тебя просто назначили на эту роль. Ты подошел. Так настоящего убийцу никогда не найдут, если мы сдадимся. Так я звоню Кольцову?