— Слушай, а ты знаешь, что в прошлом году два солиста балета, оказывается, самую настоящую дуэль устроили на сцене? — жизнерадостно спросил Бурсевич. — Представляешь?
— И из-за кого? Из-за солистки балета?
— Нет. Из-за третьего… солиста балета!
— Ё-перный театр, — с чувством сказал Лысенко. — Рассадник искусства!
— Ты в участок?
— Еще не знаю…
Настроение у капитана почему-то совсем испортилось, и идти на работу, всю дорогу слушая развеселые байки Бурсевича, тоже не хотелось. Словом, на Игоря накатила самая настоящая хандра. Наверное, виною тому была необязательная хористка, а может быть, и Аня Белько, не взглянувшая сегодня в его сторону ни разу…
— Ну, я пошел. — Бурсевич колобком выкатился из театра, а капитан не спеша побрел по аллее сада Шевченко. Время шло к обеду, и он подумал, что неплохо было бы и перекусить. Ну, хотя бы горячий пирожок с пивом… А еще ему хотелось вернуться и послушать, как будет петь Аня Белько. Только чтобы этот их режиссер Савицкий не встревал все время со своими идиотскими замечаниями…
— Та-а-варищ капитан, — промурлыкал томный голос.
Лысенко очнулся. Перед ним стояла та самая хористка Алина, которую он напрасно ожидал на репетиции.
— Что это вы свидания девушкам назначаете, а сами уходите?
Капитан демонстративно посмотрел на часы.
— Вы опоздали почти на полтора часа, — сухо заметил он. — А я, между прочим, на работе!
— Ну, извините. Проспала. Хотите, посидим где-нибудь?
Он хотел объяснить этой фифе, что «посидеть где-нибудь» на Сумской ему не позволяет зарплата, но девушка уже подошла к ларьку и купила две бутылки пива и две пачки чипсов.
— Вон свободная скамейка. Пошли, я угощаю. Ничего, если я буду на «ты»?
Он пожал плечами. Хористка ловко сковырнула пробку на своей бутылке, он подумал и сделал то же самое.
— На работу не опоздаешь? — спросил он.
— Не-а. Даже если и совсем не приду, мировому искусству от меня ни жарко, ни холодно. — Она захрустела чипсами.
— Что так?
— Голоса нет. — Девушка спокойно пожала плечами.
— Зачем тогда поешь?
— Ну, заниматься же чем-то надо? К тому же родители надеются, что я стану второй Каллас [24] . Они ж у меня всю жизнь в яме просидели…
— Какой яме? — не сразу понял Лысенко.
— В оркестровой. Папахен — первая скрипка, мамуля — виолончель. Кроме как в театре, они жизни вообще не представляют! Папахен башляет — приходится ходить к одному хмырю… голос развивать.
— По ночам?
Она хмыкнула.
— Я ночью редко дома не бываю, просто так совпало. Предки уж слишком трепетные в этом отношении, так что стараюсь не шокировать. Ну, о чем говорить будем?
— Про театр. — Лысенко пожал плечами. — Меня интересуют, прежде всего, Столярова, Савицкий, Белько, Богомолец и Сегенчук. И их отношения с покойной Кулиш.
— Ну… — Девушка задумалась и даже перестала таскать из пачки чипсы. — Это, честно говоря, не совсем мой уровень, — заявила она. — Но что знаю — не утаю. Хотя бы потому, что все это тебе и без меня любой расскажет. Только нужно правильно попросить.
Капитан не стал интересоваться, что значит правильно попросить. Пока у него в этом самом театре были сплошные непонятки, фигуранты по делу шарахались от него, как от чумы. Савицкий и его жена избегали разговоров, остальные вели себя не лучше. Только Аня Белько вела себя как человек, а не как недосягаемая звезда, да вот еще и сегодняшняя собеседница, пожалуй.
— Ну, что сказать… — Алина снова задумалась. — Начну сначала…
— Давай, — поощрил ее капитан.
— Столярова — певица экстра-класса. Так петь, как она…
— Долго к хмырю ходить надо, — подсказал Лысенко.
— Долго — не то слово. Не просто долго, а до скончания века. Но у меня такого голоса как не было, так никогда и не будет, хотя в последнее время и появились какие-то подвижки. Но это репетитор говорит, ему мани накосить надо, вот он меня и обнадеживает. Но я-то себя знаю. Мне до Столяровой, как до звезды, да она и есть звезда, — без тени зависти поведала хористка Алина. — А мне надо было на эстраду идти, если честно, у меня к этому все данные есть…
Лысенко покосился и увидел, что хористка и в самом деле весьма недурственна: грудь соответствующего эстраде размера, стройные ножки, миловидное личико. Хандру тут же как рукой сняло, и в его голубых глазах появился блеск. Алина то ли не заметила изменившегося отношения собеседника, то ли привыкла к восторгам поклонников на свой счет. Она спокойно встретила его оценивающий взгляд и продолжила:
— Но папахен с мамахен умрут в один день, если я об этом хотя бы заикнусь. Так что буду петь в хоре, пока меня не поставят в нашем вестибюле в бархатном гробу.
— Ну, до этого не скоро дойдет, — заверил ее капитан. — Так как Столярова относилась к Кулиш?
— Я-то работаю всего два года, но дома всегда, знаешь, когда наши соберутся, — о чем говорить? Да все о том же театре, будь он неладен. Ну, я пока девчонкой была, мне театр был фиолетово, я сильно не вслушивалась… Короче, знаю только то, что Столярова ненавидела Кулиш лютой ненавистью. И Анька Белько, кстати, тоже.
Капитана покоробило от этого «Анька».
— А вот Елена Николаевна и Тамара Павловна о Белько исключительно хорошо отзываются… — начал он.
— Эти две старые лесбы вокруг Белько ходят и облизываются! — отрезала Алина. — Ангел небесный! Голос, как колокольчик! Чистое серебро! — явно кого-то передразнивая, ядовито просюсюкала хористка. — Что-то я не слышала, чтобы об Ане Белько писала мировая пресса! Об Анне Нетребко [25] — да, а об Анне Белько — нет. Да она и сама все делает, чтобы о ней никто не знал! Ой, муси-пуси, не троньте меня, ребята-ёжики, я сама скромность… Глупость это, а не скромность, если хочешь знать! Если ты желаешь в жизни чего-то добиться, так на все пойдешь, а она кривлялась и строила из себя недотрогу! Пока она кочевряжилась, Савицкий на нее и смотреть перестал… Подумаешь, пряник какой ненадкусанный, единственная и неповторимая! Если начистоту, Кулиш ей в подметки не годилась, но зато у Кулиш был такой характер, что от нее все стонали. Она за свое глотку бы перегрызла… если бы ее не отравили!
— А ее отравили? — с интересом спросил капитан.
— Ну конечно! — воскликнула хористка. — Все так говорят! Вот Кулиш была настоящая прима, хоть и с посредственным голосом. А Белько что? Кто ее знает? А сейчас, говорят, она вообще уходит, борщи будет дома варить… Дура! И сама знает, что дура, я же вижу, какие у нее глаза иногда… тоскливые. Оттого и носится с кошками своими, что не нужна никому! — Алина отхлебнула из бутылки и вытерла губы. — Знаешь, я один раз видела, как Белько из кулисы смотрела на Кулиш, — так у меня мороз по коже пошел! Не хотела бы я, честно, чтобы на меня кто-нибудь так смотрел!