— Охрана! Нас с центрального не пустили, а здесь видишь, что творится? Тут любой войдет и насыплет отравы куда захочет!
— Ну, положим, не любой… а только тот, у кого фантазия работает. Видала, как ловко они проскочили? Ну, ты придумала, что мы здесь делать будем? Ладно, не горюй, сам понимаю… предчувствие есть предчувствие. Ну, хоть музыку послушаем. Пошли пока в зал.
Они тихо вошли в зал с бокового входа и тут же сели с краю. Опера уже началась. На сцене под ярким светом софитов пела Аня Белько, а в оркестровой яме играл невидимый оркестр. Катя закрыла глаза. Музыка волшебными волнами накатывала на нее, а голос женщины на сцене был такой красоты и мощи, что хотелось плакать от счастья, не открывая глаз. А потом открыть их и смотреть, потому что смотреть тоже было на что. В каждом движении певицы сквозили сдерживаемая страсть, и мука, и любовь… Господи, как это страшно, оказывается, — любовь убийцы…
— Какой талант, — прошептал рядом Лысенко.
Катя только кивнула. Она никогда особенно не любила оперу, но сегодня происходящее на сцене буквально заворожило ее.
Действие разворачивалось стремительно, и, когда пошла сцена безжалостного убийства, в которой певица была особенно убедительна, в зале кто-то не выдержал и вскрикнул.
— Прекрасная режиссура, — услышала Катя шепот у себя за спиной. — Какие мизансцены! Какой голос! Какая пластика! Где он откопал такое дарование?
По центральному проходу змеились провода, и камеры телевидения снимали спектакль с нескольких точек. И все же, несмотря на то, что действие захватило ее, Кате почему-то не сиделось на месте. Было страшно и радостно одновременно. Радостно оттого, что они наконец-то нашли убийцу, а страшно…
— Хоть бы антракт быстрее, — бросила она Лысенко, ерзая от нетерпения.
Капитан кивнул с отсутствующим видом. Кате внезапно захотелось встать прямо посреди спектакля и броситься за кулисы искать Бухина с Бурсевичем. Она тяжело вздохнула, и Лысенко нашел и сжал ее руку. Она благодарно ответила на его сочувствие и немного успокоилась, хотя десять минут, оставшиеся до антракта, показались ей нескончаемыми.
— Сейчас, — шепнул он ей на ухо. — Сейчас пойдем, не волнуйся. Все будет хорошо…
Наконец опустился занавес, зажегся свет, но публика не сразу задвигалась и зашумела, еще несколько мгновений в зале висела абсолютная тишина. Потом шквал аплодисментов обрушился на зал, но Катя все равно расслышала тот же голос за спиной, который хвалил режиссера:
— Великая певица! Потрясающее открытие сезона!
Она запуталась бы в нескончаемых коридорных поворотах, если бы не Лысенко, который уверенным шагом шел впереди. Вот наконец и нужная дверь. Борис Бурсевич, совершенно спокойный, позевывая, сидел рядом с техником-компьютерщиком напротив полудесятка мониторов, на которых была выведена черно-белая картинка.
— Casta-a di-i-v-a, — вполголоса напевал он приятным тенорком.
— Боря, ты чего?
— Прицепилась, проклятая! — с чувством сказал Бурсевич. — Сашка тут кассеты крутил с утра… развел оперу! Еще и в зале сейчас пели. Целый день, как в музыкальной школе.
— Есть что-нибудь? — нетерпеливо спросил Лысенко и указал глазами на экраны.
— Пока ничего.
— Ну ладно. Боря, я тебя прошу, не пой, а смотри!
— Мог бы и не говорить, — обиделся Бурсевич. — Я и так весь внимание!
— Ладно, прости. Если что, я на связи. Савицкий где? — негромко справился он в лежавшую на столе рацию, не желая мешать Бурсевичу следить за событиями на мониторах.
— За кулисами, — ответил чей-то голос, искаженный прибором.
— Хорошо. Глаз с него не спускайте. А Столярова?
— Она тоже здесь.
— Следите за ней внимательно. Чтобы не дай бог…
— Да не волнуйтесь так, Игорь Анатольевич… — Рация смолкла.
— Ну, я в зал. Нечего мне за кулисами светиться, — сказал Лысенко. — Катерина, ты со мной?
— Я здесь посижу.
— Зря. Когда еще на опере побываешь!
Лысенко вышел. Техник внимательно наблюдал за экранами, а Бурсевич снова немедленно завел свое:
— Ca-ast-a di-iva-a-a…
Он обладал довольно приятным голосом, но Кате было не до оперных арий. Она сидела, напряженно всматриваясь в изображения на мониторах, пока в глазах не появилась резь. Помещения, просматриваемые камерами наблюдения, были совершенно пусты. Вот в коридоре промелькнула какая-то неясная фигура и пропала. Она взглянула на часы. Скорее бы хоть что-нибудь начало происходить! Неподвижное и неопределенное ожидание в течение последних десяти минут, пока спектакль не закончился, вымотало ее больше, чем часы напряженной работы. Наконец и эти томительные минуты истекли, но еще некоторое время тут, в глубине театра, скрытой от зрительских глаз и далеко от сцены, ничего не происходило. Вдруг почти разом на всех экранах началось бурное движение. Разрешение было слишком слабым, чтобы хорошо различать лица, и она занервничала. Рация пискнула, и Катя схватила ее.
— Игорь?
— Белько идет в свою гримерку. Спокойно, не беги, она не скоро там появится.
— Почему?
— Ну, букеты там всякие, поздравления, интервью…
— Ты ее видишь?
— Сейчас не вижу.
— Игорь… — буквально задохнулась Катя.
— Спокойно, я сказал. Доверяй работе своих товарищей. Жертв больше не будет, это я тебе обещаю. Ну и не буду же я светиться, иначе попадусь кому-то на глаза! Вы там тоже сидите тихо, как мыши. Если кто посторонний ломиться будет, не открывайте. Честно говоря, народу тьма. Эта премьера — самое подходящее время, чтобы кого-нибудь укокошить…
* * *
Она не сломалась, не отказалась и не заболела. И она действительно была великой певицей, как грустно призналась себе Лариса Столярова. Как только Анна Белько запела на сцене, жена режиссера, до последнего сидевшая в своей гримерке в полной готовности, поняла, что в этот раз она проиграла. После того, как в театре взойдет новая молодая звезда, старой и угасающей приме делать в нем будет уже нечего…
Лариса медленно сняла грим, аккуратно повесила не пригодившийся ей костюм и сошла вниз, в зал, в директорскую ложу, любезно предоставленную в ее распоряжение. Она сидела здесь одна, и ни муж, ни даже лебезившая перед ней в последнее время завтруппой не зашли сюда… Впрочем, она и не желала никого видеть. Спектакль произвел на нее двойственное впечатление: с одной стороны, она сама собиралась пожать лавры в роли Катерины Измайловой и все время, пока на сцене длилось действие, глотала слезы обиды и разочарования. Однако, с другой стороны, она не могла не признать, что ее муж сделал правильный выбор. Анна Белько — певица мирового уровня, большой драматический талант. А ей, видимо, действительно пора отсюда уходить…