Эммануэль не прерывает подругу. Опершись на локти и подперев подбородок ладонями, девушка, неподвижная, подобно сфинксу, смотрит на Ариану влюбленными глазами.

– После этого мы с Жильбером могли пожениться. Я ему ничего не сказала о ночи любви, его друзья, конечно, тоже нет. Это было не нужно. Если любовь не обостряет интуицию в подобных случаях, в чем вообще ее ценность? Я очень хотела стать женой Жильбера. Это был праздник. Сначала мы занимались тем же, чем и все женатые влюбленные – мы смотрели друг на друга дни и ночи напролет, и сердца наши заходились от нежности. Затем мы вспомнили о знакомых и друзьях и решили, кто из них заслуживает любви, а кто нет. Наш брак строился на идее Создателя, который сформулировал свое первое впечатление о человеке так: человек не должен быть один. Вот и весь наш секрет. А еще муж научил меня дружбе.

Эммануэль кажется, что у Арианы счастливое лицо.

– Я поняла, что друзья, которые нас не хотят, только делают вид, что любят нас, – продолжает Ариана. – А тем, кто желает нас, надо пройти длинный путь, чтобы стать достойными нашей дружбы.

– А нам ничего не надо делать, чтобы стать достойными их дружбы?

– Надо: я делаю это, когда отдаюсь им. Ведь не могу же я заставлять друзей страдать? Разве для того я ищу их компании, чтобы потом лишить их своего общества? Они делают этот мир моим домом, а потому имеют право на все, что я имею. Лучшее, что у меня есть – не такой уж щедрый подарок для моих друзей. А лучшее, что у меня есть, это мое тело.

Колокол соседнего собора призывает всех на вечернюю службу. В его звоне угадывается мелодия народного танца.

– Я не всегда знала о том, что любовь – одна, – произносит Ариана. – В детстве меня учили, что тело и душу любят по-разному. Необходим ум, умение тонко чувствовать и осторожность, чтобы не ошибиться, не спутать одно с другим. И тем не менее ошибки встречаются часто – в священных книгах полным-полно примеров подобных грехов. Несмотря на мои добродетели и рвение, я бы тоже оказалась в ловушке, если бы днями и ночами не изучала теорию. К счастью, я вышла замуж молодой и могла учиться на практике. С учителем мне повезло.

Ариана завершает свой рассказ, ее игривый тон скрывает волнение.

– Жильбер был моим первым другом. И со всеми моими лучшими друзьями меня познакомил именно он. Когда я обнимала обнаженные тела своих друзей, я понимала, насколько ошибались мои прежние учителя, утверждая, что любовь бинарна. Уверяю тебя – ты не отличишь обнаженного друга от обнаженного любовника. Да и подумай: вот если бы сейчас я тебя назвала любовницей, а потом – подругой, разве эти два слова означали бы, что я люблю тебя по-разному?

7
Сознательный возраст

ЛЮБОВЬ. – Страсть мужчины и женщины. Супружеская, легитимная. См. Брак, девственная плева, свадебная песнь. Нелегитимная любовь, свободная. См. Сожительство, дебош, связь, распутство, либертинаж, сладострастие, союз (свободный). Продажная любовь. См. Проституция. Связь со служанкой. Греховная любовь, преступная любовь, запретная любовь. См. Адюльтер, инцест.

Поль Робер. Алфавитный аналогический словарь французского языка. Слова и ассоциации

Я не почитаю себя достигшим; а только забывая заднее и простираюсь вперед, стремлюсь к цели.

Святой Павел. Послание к Филиппийцам. III. 13 – 14

– М ы вас совсем потеряли, – сказала Анна Мария, достав из машины мольберт, коробки с красками и кисточки.

– Может, я и правда потерялась, – ответила Эммануэль.

– Где мы можем расположиться?

Эммануэль подняла руку:

– Наверху. На террасе.

Эммануэль вспомнила, что именно там, на террасе, она впервые познала колдовские чары Мари-Анн. Анна Мария, разумеется, не приготовила для нее сюрпризов подобного рода.

По пути на террасу Эммануэль прихватила с собой шоколад и печенье и сказала Эа, чтобы та принесла апельсины.

– Пока вы в поле моего зрения, – заметила Анна Мария, прислоняя плечи Эммануэль к подушкам, – я, по крайней мере, уверена в том, что вы не наделаете глупостей.

Эммануэль самодовольно хихикнула.

– Посмотрите на меня, – приказала гостья, пальцем приподнимая подбородок Эммануэль.

Анна Мария пристально посмотрела в глаза своей модели, и сердце у той вдруг забилось быстрее; затем девушка села прямо на выложенный плиткой пол напротив дивана, где устроила Эммануэль. На низком мольберте Анна Мария укрепила небольшой холст.

– Я что, целиком помещусь на такой маленькой картине? – возмутилась модель.

Анна Мария рассмеялась. Эммануэль спросила:

– Вы уверены, что мне не стоит раздеваться?

– Мне все равно, меня интересуют только ваши глаза.

На лице Эммануэль отразилось недоумение.

– Как же я не люблю позировать!

– Не позируйте. Лучше расскажите, какие ужасы вы сотворили, пока прятались у Арианы.

– Значит, эти ужасы вам любопытны?

– Почему нет? Вдруг дополнительная информация поможет мне понять вас!

– И нарисовать мои глаза?

– Кто знает?

Эммануэль вздохнула, вид у нее был не особенно воодушевленный. Она задумалась о том, что именно следует рассказать. Наконец решила:

– Эти дни не задались. А теперь еще вот вы меня рисуете.

Нисколько не возмутившись, Анна Мария вопросительно взглянула на Эммануэль: мол, почему «не задались»? Только этого взгляда Эммануэль и ждала, чтобы с удовольствием ответить:

– Только вчера я наконец-то убедилась в том, что не беременна.

Поймав на себе мимолетный, но очевидно осуждающий взгляд Анны Марии, Эммануэль, однако, не сменила тему:

– Последние четыре дня я думала, что беременна. Но, видимо, это просто смена климата на меня повлияла.

– Вы не заслуживаете такого везения.

– Везения? Почему? По-моему, забеременеть было бы очень даже забавно.

– Забеременеть и не знать от кого?

– Именно это меня и позабавило бы.

Эммануэль искренне рассмеялась. «Она и правда забавляется, – подумала Анна Мария. – Безнадежный случай».

– Я могла бы попробовать угадать, от кого ребенок, – мечтательно произнесла Эммануэль.

Девушка начала подсчитывать про себя потенциальных отцов, загибая при этом пальцы и облизывая кончик каждого, но вскоре сбилась.

Анна Мария не стала вникать в процедуру счета, поскольку вся эта история с возможной беременностью казалась ей греховной, а намерения Эммануэль – бесовскими. Не говоря ни слова, Анна Мария с головой ушла в работу, набрасывая в центре холста пересекающиеся черные и серые линии, которые вскоре превратились в унылый пейзаж. Эммануэль, расстроенная тем, что ее новость Анну Марию не заинтересовала, спросила: