Оказалось, что нейлоновые чулки образуют единое целое с прозрачным нейлоновым топом, закрывающим тело девушки до самой шеи. Сбросив с себя все, включая корсет, незнакомка оставалась тем не менее одетой. Крохотные кроваво-красные соски идеально круглых грудей торчали, не испытывая на себе, судя по всему, ни малейшего давления ткани. Гладкий лобок без единого волоска выглядел благородным и высоким, как лоб, венчающий плоский нервный живот.
– Вы просто умопомрачительны, – прошептала Эммануэль. – Наверное, я тут единственная вижу, что вы обнажены не до конца, но, по-моему, так даже сексуальнее.
Эммануэль усмехнулась:
– В таком костюме вы не можете заниматься любовью с мужчиной, а вот с женщиной – легко.
Незнакомка скорчила капризную гримасу, словно упрекая Эммануэль за неуместные предположения. Эммануэль показалось, что она покраснела.
Танцевали девушки долго. Эммануэль переживала своего рода пытку, поскольку даже не могла крепко прижать к себе желанное тело из страха оскорбить парадоксальное целомудрие. При мысли, что все вокруг наблюдают за объятиями Эммануэль и обнаженной девушки, возбуждение только усиливалось.
Вдруг танцовщица шепнула Эммануэль на ухо:
– Разденьтесь тоже.
Эммануэль отрицательно покачала головой.
– Идемте, – предложила удивительная девушка. – Разденетесь за своим столиком.
Они присоединились к Марио и Квентину. Клиенты ресторана, конечно, смотрели на странную компанию, но не с большим любопытством, чем перед раздеванием и без малейшего выражения похоти на лицах. Можно было подумать – публика до сих пор любуется изысканным черным платьем.
– Как вас зовут? – спросил Марио.
– Мечта.
Девушка сделала знак Эммануэль, напоминая о том, что ей тоже следует раздеться.
– Я сейчас разденусь, – объявила Эммануэль своей компании.
Марио и Квентин промолчали. На танцполе уже никого не было.
Эммануэль с легкостью избавилась от одежды.
– Теперь было бы неплохо, если бы вы сделали что-то достойное своей наготы, – произнес Марио.
Эммануэль взяла молодую русскую девушку за руку и повела ее обратно на танцпол. Какое-то время публика просто наблюдала за красавицами, затем парочки постепенно стали присоединяться к танцующим. Видимо, обнаженные девушки впечатляют куда больше, чем одетые.
– Я бы хотела подарить вас своим друзьям, – сказала Эммануэль. – Когда вы свободны? Я заплачу.
* * *
Впервые после ночи, когда Марио преподал ей «закон», Эммануэль возвращается в бунгало из древесных стволов с видом на канал. Теперь она лежит рядом с Квентином на мягком китайском ковре перед длинным низким столом, на котором стоит чайный сервиз. В «дневном клубе» компания провела много времени, и теперь уже смеркается – мягкий сумрак равноденствия окутал все вокруг. Мечта присоединится к друзьям за ужином. Вода в канале отливает тем же фиолетовым цветом, что и кожа музыкантов.
Марио сидит за письменным столом. Он пишет, время от времени прерывается, берет книгу, что-то уточняет, закрывает книгу, раскуривает длинную филиппинскую сигарету. Мальчик-слуга с щенячьими глазами приносит вечернюю газету.
Голос Марио нарушает тишину.
– Арестован врач, – читает он вслух первую страницу. – При загадочных обстоятельствах в квартире врача был найден труп девушки.
– В том, чтобы умереть у врача, нет ничего особенного, – замечает Эммануэль.
Марио ее поправляет:
– У Маре, по-моему, в последнее время часто умирали пациенты.
Эммануэль молчит. Марио продолжает читать про себя, затем говорит:
– Я за эротизм, который позволяет жить, а не умерщвляет.
Марио возвращается к своей писанине, повисает тишина.
На Эммануэль фиолетовая, слегка расклешенная юбка и шелковая майка того же цвета, но более бледного оттенка. Они с Квентином сидят друг напротив друга за чайным столиком. Их ноги, словно часовые стрелки, направлены в сторону Марио. Чайный столик и письменный стол Марио расположены так, что угол между ними составляет примерно сорок пять градусов.
Квентин пальцами расчесывает длинные волосы Эммануэль, отделяет пряди одну от другой, отбрасывает их со лба, касается ресниц девушки, целует ее глаза, скулы, носик и наконец губы. Эммануэль обвивает руками шею молодого человека, гладит его плечи, ласково ерошит ему волосы на затылке. Любовники целуются, не замечая, как проходит время.
Левая нога Эммануэль сгибается и ложится на правую ногу Квентина. Колено Эммануэль поднимается к паху Квентина, затем скользит вниз по бедру – и так несколько раз подряд. Юбка задирается все выше, и девушка все сильнее прижимается к молодому человеку. Голая ступня вытянута, словно у балерины, готовой к танцу: большим пальцем ноги Эммануэль умеет ласкать не хуже, чем рукой.
Постепенно нога Квентина оказывается между ног Эммануэль. Вторая нога молодого человека неподвижно лежит на коврике. Юбка взмывает еще выше, и теперь бедро оголено полностью. Марио про себя отмечает, что, возможно, это самое красивое бедро, которое он когда-либо видел, а повидал он немало. Несомненно, открывшийся участок тела самый завораживающий и эротичный: складочка между ногой и животом, гармоничные пропорции, мускулистый подъем и аппетитная упругая округлость, сухожилия и гладкая кожа, удлиненные линии и совершенные геометрические фигуры. Марио редко встречал в своей жизни красоту, подобную красоте этой ноги в эту минуту в этой идеальной позиции: подтянутая, но сексапильная, расслабленная, но в тонусе, золотистая, почти шафрановая под светом ламп, вытянутая и слегка согнутая, лежащая на бедре желанного мужчины, нога Эммануэль казалась совершенством! «Такая нога не менее эротична, чем грудь, – думает Марио. – Нога существует лишь под юбкой, потому что ведет к влагалищу, и если юбка задирается, то уже ничто не остановит мужчину».
Рука Квентина поднимается от колена по бедру до заветной точки и ласкает девушку под юбкой.
Эммануэль резко вскакивает, срывает с себя майку и грациозно, подобно балерине, вновь ложится рядом с Квентином, освобожденная от лишнего груза.
– Что вы делаете? – спрашивает она у Марио.
– Описываю вас.
Обнаженная грудь Эммануэль столь прекрасна, что Квентин долго любуется девушкой, не прикасаясь к ней. Затем Квентин берет Эммануэль за руки и кладет их ей на грудь. Девушка послушно ласкает себя, чтобы молодой человек насладился зрелищем, пока чувство нежности переполняет чашу страсти.
Они прижимаются друг другу так тесно, словно лежат в узкой траншее, прорытой, чтобы убежать из тюрьмы. Мужское тело, липкое, вымазанное в глине, отяжелевшее от усталости и напрасной надежды, трется о тело сообщницы. Беглянке пришлось снять мокрую рубашку, стесняющую движения: обнаженные груди теперь в объятиях густой каменистой земли. От полосатых штанов заключенной тоже пришлось избавиться: выбравшись на свободу, она наденет то, что собрала в узелок – вместе с картами и цианистым калием. Тело мужчины прижимается к ней, и ей неловко сгибать колени, прорываться вперед локтями, она полностью вверяет себя ему. Чувствует твердый живот, он поддерживает ее, а прохладные губы на ее губах приятно освежают. Часовые все равно выстрелят, так о чем сожалеть? Она девственница, но член, раскрывающий ее бедра, невероятно силен. Сопротивляться бесполезно. Мужчина кусает ее губы, и поцелуй заглушает крик. Рыхлая земля впитывает кровь. Такой момент – не время для нежностей, не время для того, чтобы быть внимательным или осторожным. Мужчина набрасывается на девушку как зверь. И она не понимает, счастлива или напугана. Она растерзана, переполнена, она стала женщиной. Крик мужчины выдаст их, но освобождение плоти уже произошло, и женщина стонет вместе с любовником.