— У нас на пути лежит небольшой городок урусов. Мы легко его добудем. Пусть он сияет победной звездой на небосводе нашего хана и воодушевляет на новые боевые подвиги его войско! — Гуюк замолчал и торжественно посмотрел на Батыя.
— Но не надо всем идти, — вмешался Шейбани. — Я возьму своих людей: день-два — и я положу к твоим ногам еще одну победу. Клянусь этой саблей! — Он выхватил из ножен оружие.
Хан молчал. Он не хотел, чтобы победа досталась брату.
— Хорошо! — наконец сказал он. — Но войско поведет Гуюк-хан.
Шейбани в гневе рванулся вперед. Менгу, угрожающе взявшись за рукоять сабли, преградил ему дорогу. Хан сделал вид, что не заметил порыва брата.
— Надеюсь, что не успеем мы поставить аилы, как ты догонишь нас. Возьми пороки [31] . — Подул холодный ветер и хан поглубже надвинул мохнатую шапку.
— Зачем, хан? Город откроет ворота до нашего прихода! — Гуюк громко расхохотался.
— Лучше сказать, что он не успеет закрыть их до нашего прихода, — вызывающе бросил Шейбани.
Хан поднял на него пылающие гневом глаза.
— Значит, ты тоже решил участвовать в этом развлечении?
— С твоего повеления, хан, — Шейбани сделал вид, что не понял угрозы брата.
Батый неопределенно кивнул.
Первая в этом году песня рожка обрадовала хозяев: уменьшались заботы, надвигалось сытное время. Проводив скотину, козельчане еще долго стояли на улице, прислушиваясь к замирающей пастушьей песне.
Лука со своим стадом миновал городские ворота. Остались позади и застройки нижнего города. Пройдя берегом Жиздры, он завернул стадо к холмам — там, на согретых солнцем вершинах, уже показались первые сочные травы. Он шел впереди стада, перекинув бич через плечо. Играть, правда, перестал, спрятал рожок в мешок, болтавшийся теперь за спиной.
Осилив подъем, Лука оглянулся и увидел беспорядок, которого не любил. Пестрая нетель, задрав тонкий хвост, бежала в сторону.
— Николка! — позвал дед. — Глянь, куда это молодуха поперла!
Мальчик бросился корове наперерез, но она еще быстрее устремилась вперед. Николка не стал ее преследовать, а побежал за холм, обходя скотину сбоку. Вскоре он показался на вершине соседнего холма, но вместо того, чтобы спуститься и гнать корову к стаду, застыл как вкопанный. Он пристально вглядывался куда-то вдаль, потом повернулся и со всех ног бросился к пастуху.
— Там… там… — Лицо его было перекошено от ужаса. — Много людей! На конях… — Он захлебывался словами.
Дед, встревожившись, заспешил в сторону, куда указывал Николка. Запыхавшись, он поднялся на холм… О ужас! Вдалеке, придерживаясь леса и почти сливаясь с его темными контурами, двигалось множество всадников. Порой они исчезали в низинах, словно растворяясь в густом весеннем тумане.
— Татары! — ахнул Лука. Помчался обратно — откуда только силы взялись? — Николка, беги, подымай народ! Скорей, миленький! А я задержу! Болото впереди, слева лес — там их встречу… Беги! — Он сдернул с худого плеча бич и закрутил его над головой.
Воздух огласился резким щелканьем. Пастух бегал от одного конца стада к другому. Сбитая в кучу махина пришла в движение. Первым набрал скорость бык, любимец Луки, за ним тронулось все стадо. Вначале оно шло плотно, но по мере приближения к месту встречи с непрошеными гостями Лука намеренно растянул стадо.
Так быстро Николка не бегал никогда в жизни. Бросил по дороге бич, мешок, шубейку.
— Татары! — завопил он, едва достигнув города. Его тревожный крик набатом побежал от дома к дому.
Лука успел. Передовой татарский отряд врезался в невесть откуда взявшееся стадо и увяз в нем, как в трясине. Чтобы очистить путь, татары принялись рубить скотину. Боль от полученных ран, запах крови взбесили животных. Полетели наземь лошади, всадники, их топтали, давили. Поднялся страшный шум. Отряд был вынужден остановиться. Гуюк-хан, видя, как на глазах срывается его блестящая задумка, визжал от злости. Он ринулся было вперед, но куда там! Теперь он наблюдал за побоищем, кусая до крови тонкие обветренные губы. Особенно свирепствовал здоровенный бык. Многих всадников он успел выбить из седла. Какой-то ловкий татарин полоснул его тонкой саблей по широкой спине, но только еще больше разъярил животное.
Поняв, что пройти будет невозможно, Гуюк попытался направить в обход задние ряды. Но там оказалось болото. Не смогли прорваться и лесом: глубокий снег и бурелом сделали дорогу непроходимой. Расчет застать город врасплох провалился окончательно. Тогда Гуюк-хан в бессильной злобе снова принялся кромсать проклятую урусскую скотину. Вдруг он увидел, как поодаль худенький старый урус отбивается длинной плеткой от наседавшего на него воина.
— Вот кто виноват! — и, стиснув зубы, хан бросился к старику.
Увлеченный борьбой, Лука поздно заметил его. Обернувшись, он все же успел полоснуть татарина по исступленному лицу. Оно было последним, что видел пастух в своей жизни. Вложив в свой удар всю накопившуюся ярость, Гуюк-хан рассек беззащитное сухонькое тело старика до пояса…
Расправившись с этим непредвиденным препятствием, Гуюк собрал отряд и снова устремился к цели, но опоздал. Его встречал охвативший всю землю грозный набат. Первую мысль — идти на штурм — пришлось отбросить, уж больно неприступными показались стены при ближайшем рассмотрении.
«Попробую решить миром. А если не пойдут на это…» — Гуюк по-шакальи улыбнулся. — Толмача!
Толмач явился.
— Кричи, чтобы сдавались на милость. Скажи, всем дарую жизнь. Иначе — смерть!
А над землей все плыл тревожный колокольный звон, возвещая о страшной беде, которая внезапно обрушилась на Русскую землю.
В эти утренние часы Всеволод спал сном праведника. И снился ему чудный сон. Будто ведет он свою суженую к алтарю, и люди бросают им под ноги первые луговые цветы. Батюшка встречает их у крыльца, поднимает руки — и звонят колокола. Они звонят, звонят…
Всеволод проснулся оттого, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. Князь нехотя открыл глаза. Рядом с постелью стоял тиун, а комнату наполнял тревожный колокольный звон и сквозь стены рвался наружу.
— Князь, что-то случилось! Може, пожар, а може… татары! — испуганно закончил тиун.
— Татары! Да откуда им взяться?
Всеволод сбросил одеяло, стеганное нежным шелком, и спрыгнул на пол. Ноги увязли в густой медвежьей шерсти. Быстро оделся.
По двору метались люди — одни бежали к воротам, другие обратно. Князь поймал за рукав какого-то мужика:
— Что случилось?
— Татары! — Мужик вырвал руку и побежал дальше.
Князь побледнел, заметался и кинулся снова в дом.