Воспряли урусы, снова бросились в атаку. Дрогнули прославленные тургауды, сломились, бросились к спасительным лестницам…
Хан Батый содрогнулся, узнав о гибели своего любимца. Долго оплакивал страшную весть и поклялся отомстить урусам. В Козельске тоже горько переживали гибель Добрыни, переживали и гордились. Решили: будут биться с врагом, пока есть силы.
На следующий день козельцы собрались вечером в гриднице князя Василия.
— Други, не хочу пугать вас, — заговорил Сеча без приветствия, — но нам предстоят большие испытания. Теперь враг стоит против нас всей своей силой. Двое суток он ведет беспрерывную атаку. Воины валятся с ног. Им нужна замена. — Воевода тяжело замолчал.
— Взять-то ее где? — послышались голоса.
— Выход только один — придется по ночам подменять наших воинов… женщинами, — тихо закончил воевода.
— Бабами? — неуверенно переспросил боярин Рогович.
— Да. — Голос Сечи был резок. — Наша княжна Всеславна, многие знают, готовила девушек для этого дела. По ночам, как я заметил, противник не столь яростно ведет штурм, скорее делает вид, что хочет нас измотать. Пусть видит, что численность наша не уменьшается!
После недолгих пререканий большинство поддержало воеводу. Позвали Всеславну.
Княжну трудно было узнать — перед собравшимися предстал стройный молодой воин. Тонкую талию охватывал широкий кожаный ремень, на котором слева висел меч, справа выглядывала рукоять кинжала. Точеные ножки были обуты в простые, но отлично сшитые сапожки. Из-под низко надвинутого шлема блестели радостные глаза.
— Кто желает помериться военной силой с нашей княжной? — улыбнулся воевода.
Желающих не оказалось.
— Далее, — продолжал Сеча, — все запасы надо взять на учет, кормление организовать общее. И я думаю, други… чего бы это ни стоило, но надо вновь послать гонца к нашему Великому князю. Пусть всеми силами идет сюда.
Из нескольких добровольцев воевода выбрал невысокого крепкого Якуна. Решено было, что этой же ночью он по веревке спустится с городской стены и попробует пройти тем же путем, что и предыдущие гонцы.
Аскольд не пошел отдыхать. Он ждал у крепостной стены прихода Всеславны со своим маленьким войском. Кроме него неподалеку маячили еще фигуры парней и молодых мужиков — у многих в женском отряде были подруги.
Не успел сотник Черный расставить девушек на стене — по одному дружиннику на каждую пятерку, — как татары начали очередной штурм. Запели над головами, затюкали по стенам стрелы. Девушки сражались храбро, но неумело, и через некоторое время положение стало угрожающим. Татары понемногу захватывали стену. Защитницы отступали, неуклюже размахивая оружием и не причиняя врагу серьезного вреда. Враг напирал все сильнее, и тогда девушки враз заголосили:
— Мужики!
Ожидавшие внизу словно этого и ждали. Общими усилиями стена была очищена. Девчата, получив боевое крещение, плакали: недосчитались нескольких подруг.
Но упиваться победой и справлять тризну по погибшим было некогда. Началась новая атака, которая казалась уже не такой страшной, как первая. На этот раз женский отряд справился успешнее, врагу не удалось разделить их и заставить отступать.
Незаметно подкралось утро. Внизу уже толпились пришедшие на смену дружинники. Воспользовавшись тем, что татарам тоже понадобилась передышка, женщины покинули стены. Они прошли через строй дружинников, гордо подняв головы.
Аскольд и Всеславна, гонимые голодом, пошли на площадь. Там уже вовсю варили пищу. Огромные котлы клокотали, издавая малоприятный запах. Несмотря на ранний час, было полно народу. Баба, обмыв глиняные чашки водой, плескала в них варево и подавала каждому по ломтю полусырого черного хлеба. Столы еще не сбили, и люди ели, пристроившись кто где мог.
Увлеченные едой, молодые не заметили, как их окружила стайка ребятишек. Сдержанный шепоток заставил Аскольда поднять голову.
— Что, ребята, есть хотите?
— Н-нет, — с заминкой ответил самый маленький, втягивая голову в плечи.
— Нет, — поддержал его мальчик постарше, тоже сглатывая слюну. — Вы ешьте, вам надо силу иметь, чтобы татар одолеть. — Он говорил не по-детски серьезно. — А мы едим, по черпаку похлебки льют каждый день, еще и сами промышляем, траву едим… — Он повернулся, чтобы уйти.
— Подождите! — остановил их нежный голос Всеславны. — Мы уже наелись, а вам расти надо, чтобы тоже татар бить. — Она протянула ребятишкам миску.
Больше уговоров не потребовалось.
Отбив очередную атаку, Овсей примостился на солнышке, набираясь сил. С высоты западной стены в боевой проем ему предстала картина отливающих изумрудом полей.
— Пахать надо, — вздохнул он, вспоминая недавно купленную новую соху. — Самое время…
Его мысли прервало появление в поле татарского всадника. Остановившись на безопасном расстоянии от стены, он размахнулся и зашвырнул на стену небольшой мешок. Тот гулко шлепнулся рядом с Овсеем. Торопливо развязав его, смерд в ужасе отпрянул: перед ним лежала человеческая голова, так густо измазанная кровью, что невозможно было разобрать, кто это. Собравшись с силами, Овсей отер лицо краем мешка и ахнул: Якун!
Известие о гибели третьего посланца с быстротой молнии разнеслось по городу. Вскоре площадь была забита народом. Голова Якуна покоилась на знаменитом пне. В глазах людей ясно читался ужас от осознания беспомощности перед злым роком, обрушившимся на их несчастную землю.
Воевода, удрученный происшедшим, не стал больше собирать дружинников. Его теперь трудно было узнать — потухшие глаза, резко обозначившиеся морщины, загнанное выражение лица. Войско таяли, иссякало продовольствие. Уходила надежда. Ко всем этим бедам добавилась еще одна: татары начали охотиться за воеводой. Стоило ему появиться на стене, как татарские лучники открывали яростную стрельбу.
В очередной штурм татарам удалось захватить часть стены. Завязалась яростная рубка, козельцы медленно отступали. Сеча был в гуще боя, рубил ошалело, вкладывая в удары всю силу своего гнева, накопившегося за это время. Внезапно на него набросились сразу двое татар. Воевода успел отразить удар одного и вогнал меч по рукоять в широкую грудь врага. Но второй, воспользовавшись тем, что оружие воеводы глубоко застряло в теле собрата, замахнулся своей саблей… И вдруг перед ним выскочил невысокий человек, что-то громко крича по-монгольски. Татарин на мгновение оторопел, и этого было достаточно, чтоб Сеча отразил его атаку. Взбешенный враг всю силу вложил в следующий удар, который достался виновнику, сорвавшему его замысел. Истекая кровью, Топорок упал к ногам воеводы. Быстро потухли его глаза. Но и враг торжествовал недолго — через мгновение голова его покатилась по окровавленному настилу…
Весь город со слезами хоронил того, кто спас жизнь воеводы. Каждый мог честно склонить голову в знак памяти. На прощание Сеча сказал:
— Жаль, что твои братья стоят по ту сторону стен. Твоя жизнь показала, что мы могли бы стать с ними такими же друзьями, как и с тобой. Может, когда-нибудь настанет такое время. А сейчас спи спокойно, пусть земля тебе будет пухом…