— Пошли, — тихо приказал он.
И чудо свершилось. Мирослав поднялся. Сделал неуверенный шаг. Потом второй…
Ел боярин с аппетитом. То было какое-то странное варево. По вкусу оно напоминало кисель, а по виду — пареную тыкву. Охотно ел и князь. И чувствовал, как силы вливаются в его тело. Когда трапеза была окончена, Даниил сделал открытие. На стол заранее были поставлены пять чашек, по числу прибывших гостей. Неужели хозяин заранее знал об их визите? Князь не удержался и спросил об этом. Баальник лишь усмехнулся.
— Скажи, дебренский человек, а можешь ты предсказать судьбу? — оживился Мирослав.
Вместо ответа колдун поочередно посмотрел на проводника и дружинника, сопровождавших их. Мирослав понял хозяина, и показал слугам глазами на дверь. Те быстро удалились. Когда они остались втроем, колдун повернулся к князю. Он долго, изучающе смотрел ему в лицо. И Даниилу опять показалось, что глаза его, темнея, вновь стекленеют, а лицо теряет живую окраску.
— Князь, смерть твоя далеко, — отчужденным голосом заговорил дебренский баальник. — Ждут тебя великая честь и воинская слава. Многих врагов ты покоришь, но и враг покорит тебя. Ты совершишь поступок, от которого в твоей душе будут посеяны великая смута и мучение. — Он поднялся, принес кожаный мешочек, взял две княжеские ладони, сложил вместе и, заставив растопырить пальцы, положил на стол. По краям ножом поставил точки, по ним очертил круг. Затем, запустив руку в мешочек, извлек горсть желудей. Глаза колдуна вдруг стали закатываться. Он быстро зашептал что-то непонятное. Князь не смог разобрать ни одного слова. Скорее, это был просто набор каких-то звуков. Потом колдун метнул желуди на круг. Часть их вылетела за черту. Он их собрал и спустил в мешочек, а оставшиеся заставил князя считать. Даниил насчитал тридцать. Колдун молча забрал желуди и, подойдя к двери, выбросил их наружу. Вернувшись к князю, продолжил свои предсказания. Даниил не перебивал, слушал внимательно.
— Жить ты будешь в почете и славе тридцать лет. Плакать о тебе будут твои дети. Но не могу от тебя утаить: пустят они по ветру дело рук твоих, — баальник замолчал, закрыл глаза.
Как завороженные, смотрели на него Мирослав и князь. Медленно к лицу колдуна стала приливать кровь. Наконец он ожил и странно, точно впервые видит их, посмотрел на присутствующих.
— Так, так, — неопределенно сказал Мирослав.
— Ну что, собираемся в дорогу? — спросил дядьку Даниил, воздержавшись от замечаний по поводу предсказания.
— Вроде и впрямь пора.
— Какую награду хочешь, старче? — спросил князь, достав из-за пояса кисею с деньгами.
— Убери, — колдун покачал головой, — отдашь сиротам. И не гневайся, коли что не так. Не творю судьбу — только разгадываю.
Что бы ни говорили о дебренском колдуне, чудо он совершил на глазах князя: Мирослав самостоятельно забрался на лошадь.
— Много я повидал волхвов, но такого — впервые, — заметил князь.
…Ночь застала их в лесу. Дружинник развел костер. Даниил и Мирослав лежали рядом.
— Спасибо, князь, — заговорил боярин, — ты спас меня.
— Благодари волхва, я-то что…
— Нет, князь, кабы не ты, я бы не решился.
— А раньше был решительным и твердым, — усмехнулся Даниил.
— Прости, князь, — заволновался вдруг боярин.
— Ты о чем? — князь приподнял голову.
— Все о том же. О том чертовом короле. Никакого мира я с венгром не заключал. Наврал тебе Андрей, что я отдал Александру назад Бельц и Червень.
— Э-э, сколько лет прошло, а ты все о старом… Скажи лучше, слышал ли о козельском воеводе Сече?
— Как не слыхивать! Это ведь он недавно с Михаилом водил полки на помощь Конраду? Знатно, говорят, они покрушили Литву и пруссов…
— Так вот, погиб этот воевода.
— Неуж? — старик поднялся и перекрестился. — Царствие ему небесное. Кто ж посмел пойти на такое черное дело?
— Татары.
— Татары… — протяжно повторил старик и на мгновение замолчал. — Многие города они полонили и, вишь, до Козельска добрались, будь они неладны.
Костер догорал, становилось прохладнее. Боярин натянул на себя тулуп. Князь повернулся на бок, приподнял голову и оперся на руку.
— Воевода, сказывали, поломал им зубы, и убрались пока татары восвояси. Как думаешь, вернутся?
Мирослав задумался, глядя на догоравший костер. Вдруг решительно сбросил тулуп.
— Э-эх, дровец подбросить некому, — закряхтел он и попытался подняться.
— Лежи, лежи, — придержал его Даниил и легко вскочил на ноги. — А я рад, Мирослав, что везу тебя домой здоровым. Боярыня тоже будет рада.
Князь подбросил несколько поленец. Огонь весело затрещал сухими дровами.
— Расстроил, признаюсь, колдун меня своим предсказанием, — поудобнее устраиваясь, проговорил он.
— Это ты насчет детей? Плюнь, — успокоил боярин. — Одни у тебя малы, других пока нет. Встретится на твоем пути другой баальник — иное скажет. Кстати, как твой Шварн? Мне кажется, весьма смышленый парнишка.
— Стареешь ты, дядька, — рассмеялся князь. — Тоже мне, детки малые! Шварну хочу уже Холмск отдать. Воеводу бы ему хорошего.
— Да, — покачал головой Мирослав, — бежит время. Давно ли я носил его на руках? А насчет татар, я думаю, — вернутся, — боярин вздохнул. — Когда первые появились, ты еще отроком был. А ведь вон вновь пришли. И опять придут, — он зябко поежился.
Князь взял длинную ветку и стал подталкивать обгоревшее дерево к огню:
— Я тоже так думаю. Недавно князь Мазовецкий звал меня к себе.
— Зачем? — забеспокоился отчего-то боярин.
— Татары не дают покоя, — ответил Даниил. — Он понимает, что в одиночку ему не устоять.
— Не ожидал такой прыти от ляха. А что венгерский король? — Мирослав пытливо уставился на Даниила.
— Венгерский король молчит. Занят, видать, своими делами.
— Скорее, осторожничает Бела. Мазовецкий видит, что никто не шевелится, вот и стал собирать силы под свои стяги. Многих он кликал?
— Меня да герцога Силезского Генриха. Да еще этого дутого тевтонца. Послал весть венгру, а еще… кому бы ты думал?..
Мирослав сощурился:
— Уж не Михаила ли?
— Его!
— Да он в уме ли?! — воскликнул боярин.
— Нет, боярин, на сей раз лях был в уме. Прав он. Нам давно надлежит объединить силы, чего некоторые русские князья никак не хотят понять, — в свете огня лицо Даниила видится серьезным.
— Понимать-то они понимают, — задумчиво произнес Мирослав, — да вот гордыня не позволяет им этого сделать. Скажи, Даниил, сам-то ты пошел бы под михайловскими стягами против татар?