Князь такого вопроса не ожидал. Брови сошлись на переносице.
— Эгей! Молчишь, Данилушка? То-то же! — торжествующе воскликнул дядька.
— Ну почему же, — князь решительно повернулся к боярину, — я бы… пошел. Не веришь?
— Верить-то, Даниил, верю, но… — боярин безнадежно махнул рукой. — В одной стае двух вожаков не бывает. Плохо, когда много стай и у них сильные вожаки. Тогда они грызут друг другу глотки. Нельзя иметь рядом сильного вожака. Сам вожак должен быть беспощадным.
— Прав ты, Мирослав, — князь уселся поудобнее. — Я в этом убедился, когда, если помнишь, простил своих бояр за измену. И чем они отплатили?
— Как же, помню. Боярин Изяслав залил тебе вином лицо, и ты это ему простил.
Мудр ты, Даниил. Не хотел вновь проливать кровь.
— Не в этом дело. Ты помнишь, каких усилий нам стоило взять Бельз? С чем бы я пошел вновь на своих врагов?
Боярин заерзал. На лице его заиграла лукавая улыбка. От князя не ускользнула эта перемена.
— Эк, ты махнул! А я-то думал, что спасла боярина его… дочь. Слаще медка была у него девка.
Князь смешался:
— Ты чего, дядька?
Мирослав, словно боясь, что его услышат, наклонился к Даниилу.
— Эх, князюшка! Да разве у тебя одного такое случается? Вот вернул мне баальник силушку, а ведь я хоть и старик, но попадись мне такая… — дядька скабрезно захихикал, чем рассмешил Даниила.
— Вижу, этот волхв — отменный лекарь, коль бабы уже полезли тебе в голову.
— Куды ж от них, тварей, денешься?!
Но вдруг боярин прекратил смех и насторожился. Ему показалось, что где-то поблизости хрустнула ветка. Князь насмешливо бросил:
— Прижался ты, Мирослав, к бабьему подолу и что-то трусоват стал.
Неожиданно в нескольких шагах раздался рев, потрясший окружающий лес. Даниил вскочил и выхватил меч. Его глаза были прикованы к кромешной темноте леса, откуда доносился громогласный рык. Не опуская взора, он нагнулся и выхватил из костра пылающую головешку. Она осветила гигантского зверя. Тот стоял перед князем с высоко поднятыми лапами. Пламя осветило его огромную зубастую пасть. Глаза горели, как фосфорические звезды. Все это не могло не внушить страха. И каждый, наверное, бросился бы наутек, спасая свою жизнь. Но только не князь Даниил. Он стоял спокойный, сосредоточенный.
Медведь замер. Зверь всегда хорошо распознает чувство страха у других. Это верный сигнал к нападению. И тогда — берегись, противник!
Но ни один мускул не дрогнул на лице князя.
Мирослав, обнажив свое оружие и готовый в любой момент прийти на помощь своему воспитаннику, невольно залюбовался решительным видом Даниила.
Первым не выдержал медведь. Он внезапно неловко повернулся, передние лапы коснулись земли, и, мягко ступая и урча, словно предупреждая, чтобы его не преследовали, он так же неслышно удалился.
— Фу-у, — выдохнул Мирослав и вытер со лба пот.
Князь спокойно вложил меч в ножны. В это время послышался шум, и к костру выскочили испуганные дружинник и проводник:
— Князь, как ты?..
За него ответил Мирослав:
— Не видите, что ли? Жив-здоров наш князюшка. Слава тебе Господи! Я уж думал, старый дуралей, хана тут нам всем, подерет зверюга. Ан нет! Одолел ты его, князь! Лютый-то убег, как трусливый кобель. А ты тоже хорош, — напустился боярин на дружинника. — Как князя своего сторожишь?!
— Да я… — начал оправдываться было воин, но князь его прервал:
— Ступай к лошадям, ты ни в чем не виноват.
Дружинник с проводником проворно исчезли в непроглядной мгле.
Князь, как ни в чем не бывало, подбросил в костер дров и с наслаждением улегся на шубейку. Рядом опустился боярин.
— Ты чего его не порешил? — спросил дядька. — Еще вернется.
— Не вернется, — уверенно произнес князь. — Пусть бродит. Ведь это мы вторглись в его владения.
— Да, не вышло у Топтыгина, — усмехнулся Мирослав. — Эх, Даниил, вот так разогнать бы некоторых князей — на Руси дышать легче стало бы. Никакой бы татарин не сунулся.
— У нас некоторые князья хуже медведей, — заметил Даниил.
— Это Михаил, что ли? Ты же с ним в поход собрался идти, — в голосе Мирослава прозвучал укор.
— Эх, дядька, как же ты хочешь Русь оборонить? Учил ты меня уму-разуму. Навеки тебе благодарен. Но как ты не поймешь: сгинет ведь Русь от собственных смут да от ударов татарских сабель! Сколачивать ее надо, сколачивать. Тут один меч не поможет. Это ведь медведь убежал, назад не вернется. А князь? Он ведь сразу бежит то к венгру, то к поляку, то к торкам, то к половцам…
— Ведь и ты бегал, — не без ехидства вставил боярин.
— Бегал. В том и беда. Вот и режем друг друга. Так что, дядька, меч тут не поможет. И с Михаилом мира хочу во благо земли нашей.
— Но он же предатель, Козельск выдал! — воскликнул боярин.
— А я думаю по-другому, — князь приумолк, уставившись на огонь. — Мы тоже в этом виноваты. Сидим по своим вежам и нос наружу боимся высунуть. У каждого в маленькой голове думка: а вдруг он уйдет, чего я полезу? Татарин силен, еще одолеет. Если так рассуждать, и я — предатель.
— Эк куда повернул, — дернулся Мирослав. — Это что, твоя разве вотчина?
— Это Русская земля, дядька, и мы все за нее в ответе, — произнес Даниил тихо.
Боярин посмотрел на князя, как будто видел его впервые. Потом вдруг поднялся и низко поклонился Даниилу в ноги:
— Прости меня, старого дуралея, прости. Настал твой, видать, черед учить людей уму-разуму. Правдивы твои слова, князь, сильна твоя башка, ничего не скажешь. За то и поклон от всей земли Русской.
Князь Василий очнулся на рассвете, когда ночной туман непроглядной пеленой окутал землю. Страшная боль жгла лицо, точно к нему кто-то прижал раскаленное железо. Он машинально схватился ручонкой за лицо и вдруг ощутил глубокую рану. Отдернув руку, глянул и обомлел: она вся была в крови. Его затошнило… И мальчик опять потерял сознание.
Вторично очнулся он от ощущения, будто кто-то гладит его по лицу, снимая боль и уменьшая жжение. Он открыл глаза и замер от ужаса. Над ним нависла чья-то огромная страшная морда. Животное отскочило и миролюбиво лайкнуло. Василий хотел было его позвать, но, сделав попытку раскрыть рот, был пронзен страшной болью. Душераздирающий стон вырвался из груди. Он закрыл глаза, боясь пошевелиться. Вскоре он почувствовал, как его лица коснулось что-то влажное и нежное, и боль опять постепенно отступила.
Так продолжалось несколько дней, пока боль не утихла окончательно.
Впервые Василий захотел есть и, превозмогая свой страх, открыл глаза. Перед ним стояла рослая лобастая собака. Она виновато завиляла хвостом и ткнулась мордой в плечо ребенка. Мальчик обнял ее и заплакал. Пока он плакал, собака послушно застыла в его объятиях. Когда же Василий разжал руки, псина, как бы извиняясь, лизнула его несколько раз и исчезла. Но вскоре вернулась, держа в зубах куропатку. Положив птицу напротив мальчика, собака легла, внимательно наблюдая за ним добрыми карими глазами. Василий вначале не понял, зачем она это сделала.