– У вас, наверное, солнечный удар.
– Наверное. Вы в платке? – спросил незнакомец.
– Да, это от солнца и песка. Как вас зовут?
– Меня?
– Вас. Вы помните ваше имя?
– Имя! О да, конечно! – мужчина улыбнулся, – Дилан Сомерсет. К вашим услугам.
– Очень приятно, громкое имя, – кивнула Эра, – американец?
– Англичанин, но я ни белой, ни красной розы еще никому не дарил!
– Шутите, – голос Эры обволакивал, – там, в стороне, есть небольшой холм, под ним тень, там мой верблюд с водой, надо перебраться туда.
– Зачем? – улыбался Сомерсет.
– У вас шок…
В тени Эра протерла его холодным полотенцем и нанесла противоожоговый репеллент.
– Это от адского пламени? – поинтересовался Дилан.
– Именно от него, – в тон ответила Эра.
– Какие у людей простые решения и ответы на все.
– Как вы здесь оказались? – спросила Эра, удовлетворенно разглядывая обработанные ожоги Сомерсета.
– Не помню… – немного помолчав, ответил он, – ничего не помню! Начинаю напрягаться – голова болит, – он поморщился.
– Не напрягайтесь, – остановила его Эра, – очень красивая татуировка; необычно – синяя роза.
– Борейская роза власти, баловство юности, – Сомерсет, подтянувшись на руках, сел, оглядываясь по сторонам.
– Ее величество аравийская пустыня!
– Откуда вы помните?
– Не помню, – Дилан перевел растерянный взгляд на Эру.
– Сейчас немного придете в себя, и поедем в научный лагерь.
– Русский?
– Русский, – согласилась Эра.
– А там нет какого-нибудь очередного зверя, которым русские снова решили напугать весь мир?
– Нет, там люди, и не просто люди, а врачи и ученые – настоящие ангелы! Вы так боитесь тени былого? – спросила Эра.
– Но ведь кто такой зверь? – Сомерсет улыбнулся вопросу. – Ясное дело: зверь – это ангел!
– Что вы, Дилан! – воскликнула Эра. – Как такое может быть?
– Я, к примеру, знавал одного зверя в далеком прошлом, который вовсе ангел происхождением. Но чужие амбиции и воля заставили его стать зверем и творить то, что ангел бы и не удумал! – Дилан рассмеялся и весело хлопнул по песку ладонью. Золотая пыль песчаным вихрем взметнулась вверх и тут же спокойно осела. Эра внимательно наблюдала за танцующим песком, потом обратила внимание на крепкие ладони Дилана, сильные и мужественные, опаленные солнцем, но не временем. Затем она мечтательно перевела взгляд на горизонт. Все еще раздумывая над словами англичанина. Бескрайняя пустыня, шорох песка, неожиданная встреча, день явно выбивался из рамок плана.
– Так вы говорите о человеке, которого заставили стать рабом! Вспомните прошедшие годы? Рабов было много. Были годы, когда мы реально приобрели Императора, а ваша страна почти потеряла королевскую династию. И что говорили? Император – дьявол, его правая рука – зверь. Обычные слухи, и очередная утопическая идея, очень свойственная моей стране. При этом тогда каждый второй считался ангелом, а каждый первый – рабом! – Эра как-то грустно рассмеялась. – Бедные люди! Во что только их не заставляли верить.
– Эра, – Сомерсет стал серьезным, – я, конечно, заранее прошу прощения, но мне кажется, вы кого-то тогда потеряли?
– Многие теряли близких людей, – медленно ответила Эра, – я не исключение. Я потеряла родителей, сына. Сейчас моему мальчику было бы уже двадцать пять.
– Двадцать пять? – Сомерсет удивленно посмотрел в красивые серо-зеленые глаза собеседницы. – Вы же очень молодая женщина! Может, ваш платок? – Дилан рукой неопределенно указал на платок скрывающий лицо и волосы Эры.
– В ангелов верите, а в то, что вас может подвести воображение, нет? – Эра развеселилась.
– Ангелы бывают разные, – задумался Дилан, – вот, знаете, добрые ангелы приходят в семьи злых ангелов, злые – к добрым, а бунтующие – к бунтующим. А с вами я так ошибся! Простите, простите, Эра! – Дилан уже сам улыбался.
– О! Какая теория! – Эра покачала головой. – Сказочно звучит. Расскажу своим детям, как сказку. А вы все же романтик.
– У вас еще есть дети? – заинтересовался Дилан.
– Да, два сына, они дома с няней, пока я тут по пескам с экспедициями гуляю.
– Так сколько же вам лет? – Сомерсет искренне недоумевал.
– А как вы думаете? – Эра задорно стянула платок. Золотистые волосы рассыпались по плечам, переливаясь в знойных лучах аравийского солнца. Молодое красивое лицо с правильными чертами, пухлый чувственный рот. – Ну?
На Сомерсета смотрела красавица лет тридцати:
– В этом году будет сорок один, в сентябре! – Эра подмигнула Дилану.
Тот словно онемел, и Эра еще звонче рассмеялась при виде обескураженного лица Сомерсета. Но Дилан не отрываясь смотрел в ее лицо, словно видел нечто невероятное или фантастическое. Он нахмурился, потом сильно побледнел, отчего черные глаза стали еще выразительнее.
– Ты?! – спросил он.
– В каком смысле? – улыбка медленно исчезла с лица Эры, ее взгляд стал скорее напряженным, она всматривалась в Дилана, нет, она его не знала, в сводках никогда его не видела. Но он не лжет, он потрясен тем, что кого-то в ней узнал.
– Сова не обманула меня, – из речи Дилана исчез акцент, – значит, ты вернулась, это же я!
– Простите, сэр, – Эра мило улыбнулась, – вам надо успокоиться, здесь беспощадное солнце, оно явно играет с вами. А я не понимаю, о чем речь, и столкнулась с вами сегодня впервые здесь, в этих песках Аравии!
Он запрокинул лицо к небесам. Она не помнила его, но ничего, это не беда. Главное, что ее вернули, и ей сорок, и сына она потеряла, потому что Дил тогда не дал ему жить. Это только начало! Главное, что она не умерла! Не умерла! А он позволил Сове уговорить его сдаться, рыдая над ее бездыханным телом. Над невозможностью, несопоставимостью, над ересью происходящего! Потому что тогда не могло случиться самого необходимого и всегда случающегося – Чуда! Он тогда завалил весь отлаженный и уже выстроенный план, попал в оковы, потому что вдруг исчез смысл, потому что она была потеряна навсегда. И невозможно было надеяться, что однажды он увидит ее хоть в каком-то захудалом кусочке Вселенной, хоть в каком-то забытом или не наступившем времени! Потому что он думал, будто она недосягаема впредь! Сова! Ну, сестра… В этот раз он сбережет неизменную Константу – любовь. Свою любовь. Он больше не будет рисковать ею, он спрячет ее от мира, а затем покорит эту планету, разнеся ее в пух и прах.
Дилан шумно вздохнул и, неожиданно для настороженной и смолкшей Эры, его взгляд, направленный до того в себя, теперь обратился к ней: горячий, обжигающий, наполненный любовью и ожиданием.