Мэргэн подозвал к себе одного из воинов.
— Ользон, ты долго жил у русских. Скажи, что это?
— Я прожил у русских пять лет. Знаю их обычаи. Русские строят для своих богов большие юрты из дерева или камня, там поклоняются им и приносят дары. Их боги изображены на таких досках. Видимо, это один из них.
— А что, у русских тоже много богов?
— У них один старший бог. Остальные младшие. Их называют святыми, — отвечал Ользон.
— Так это старший бог или младший? — опять спросил мэргэн.
— Это младший бог, сильно маленькая дощечка. Старшего бога русские рисуют на стенах или на больших досках.
— Их вера похожа на нашу, — заметил мэргэн. — Но их боги боятся дождя и ветра и поэтому прячутся в юртах. Дождь смоет их с этих дощечек. Наши боги сделаны из камня или вековых деревьев, стоят на Ольхоне под открытым небом. Они не боятся дождя, снега и ветра.
Мэргэн снова замолчал. Его теперь заинтересовала карта. Развернув большой лист бумаги, он рассматривал странные линии.
— Что это за странные письмена? — снова спросил он Ользона.
— Я не могу ответить, мой господин, но мы поймали русского. Спроси его.
— Поймали русского, и я ничего не знаю! — воскликнул гневно предводитель.
Все упали на колени, склонив головы.
— Но, великий мэргэн! Ты занят созерцанием добычи! Как можно тебя беспокоить.
Шорина притащили и бросили к ногам мэргэна.
— Развяжите его и усадите напротив меня, — последовала команда.
Она тут же была исполнена. Князь Шорин стал растирать затекшие до боли руки и ноги, незаметно оглядываясь по сторонам.
— Ты кто? — последовал вопрос.
— Князь Василий Шорин.
— Лазутчик?
— Нет. Мне пришлось бежать от своих.
— Вор?
— Нет, я убил человека, защищая жену.
— Это у русских большая вина, что пришлось бежать? — продолжал с интересом расспрашивать мэргэн.
— Да, это вина, за которую платят жизнью. Меня должны были казнить.
— У нас это не считается виной. Каждый братский должен защищать свою жену и детей. Скажи, что это за странные письмена? — задал новый вопрос предводитель братских.
— Это карта. На ней нарисованы река Енисей и его притоки. Вот река Ангара, — пояснил Шорин.
— А то место, где мы сидим, есть?
— Да, вот оно, — князь ткнул пальцем в карту.
— А дальше на восход солнца есть? Байкал есть? — с тревогой спросил мэргэн.
— Дальше на карте ничего нет, — отвечал князь, изрядно уставший от вопросов.
— Значит, русские не знают дорогу к нам, — подытожил братский.
Он стал внимательно рассматривать русского. Его лицо казалось ему знакомым.
— Что у тебя висит на шее?
Шорин расстегнул полушубок и показал татем. При виде его мэргэн даже подпрыгнул от удивления, а потом склонился в поклоне.
— Это тотем великого Бату-хана. Его владелец может передвигаться по всей Сибири и требовать от правителей все, что угодно. Но ответь мне, русский князь, почему мне знакомо твое лицо?
Теперь наступила очередь удивляться князю Шорину. Он не знал, что ответить. На помощь всем пришел Ользон, протянув дощечку мэргэну. Тот окончательно был сбит с толку.
— Ты русский младший бог, — произнес он дрожащим голосом, — да еще и владеешь тотемом великого Бату-хана. Приказывай, что хочешь, и я исполню!
— Возьми меня с собой, я хочу жить с твоим народом, — распорядился князь Шорин.
— Мы сейчас же поворачиваем назад. Мой народ живет на острове Ольхон. Там живут все наши боги. Мы поставим для тебя деревянную юрту, она защитит от дождей и ветров, а братский народ будет почитать тебя.
Мэргэн выполнил свое обещание. Братская флотилия возвращалась домой, останавливаясь лишь дважды для совершения набегов на племена тофов. Кроме бобровых и собольих шкур, здесь добычей оказались кедровые орехи, луковицы сараны, ягоды брусники и клюквы. Это основная растительная пища братских. Упакованная в березовые туеса мирными тофоларами, добыча с трудом уместилась в лодках.
С трудом преодолевались ангарские пороги. Чтобы не потерять добычу, приходилось разгружать лодки и перетаскивать груз берегом. Все это под угрозой нападения со стороны местных племен, которые не давали покоя. Потеряв в стычках несколько человек, братские добрались до Байкала.
Такого грандиозного зрелища князю не приходилось видеть. И дело не в пространстве водной глади. Обская губа будет пошире. Байкал предстал живым существом. Скалистые, изрезанные бесчисленными бухтами берега, нереально прозрачные воды с глубинами, что разум не может осознать их, тучи, движение которых определяют ветра, все это единый живой организм под названием Байкал.
Ольхонские браты здесь чувствовали себя уверенно. Они единственные, кому покоряется водная гладь озера. По поведению воды, ветра, туч они в точности определяют и предугадывают настроение Байкала.
В сознании всех братских племен Байкал осмысливается как стихия мироздания, среда зачатия и порождения всех братских. Из его вод вышли их прародители и на острове Ольхон зачали их род. Ольхонские племена более, чем другие, сохраняли культовое отношение к озеру Байкал, отсюда и это бесстрашие к водной стихии. Нельзя бояться первородно творящую стихию.
Показался Ольхон. Князь Шорин не ожидал увидеть столь обширный остров. Со стороны Байкала он смотрелся грозно, прибрежная скалистая гряда казалась непреступной твердыней. Плавание становилось все более опасным. Волна, с каждой минутой увеличиваясь, захлестывала через борт. Но мэргэн продолжал вести флотилию братских. Шорин находился рядом с ним.
— Ольхонские ворота, мы успели, — крикнул мэргэн и указал рукой на ближайший мыс.
Пролив открылся внезапно, как спасительные врата из царства волн. Гонимые течением лодки одна за другой вошли в эти врата, а затем открылась спокойная гладь воды.
— Это Малое море, скоро наш улус, — уже спокойно произнес мэргэн.
Со стороны Малого моря остров Ольхон выглядел гораздо приветливей. Отсюда он смотрелся, как почти ровное плато, возвышающееся над спокойной гладью воды. Небольшие бухты с каменистыми пляжами зазывали лодки для отдыха.
А вот и родной улус. Уютная бухта приняла уставшую флотилию. Виднелись юрты, горели костры. Разглядев, кто прибыл, жители улуса бежали к берегу. Радостные крики, радость на лицах женщин и детей, дождавшихся своих мужей и отцов.
Подошел и старейшина рода Когун, он приветствовал мэргэна, как родного брата.
— Брат мой, я рад твоему возвращению. Пройдем ко мне в юрту. Надо о многом поговорить.