Отчасти пожалела, потому что реально испортит репутацию, если вернется в его магазин и купит очередную партию конфет у одного из заносчивых служащих. А раз уж она не может жить без них, то придется обращаться к нему всякий раз, как захочется съесть конфетку. Похоже, Сильван завладел ее душой и телом.

– Мне надо уходить, – вдруг сказал он.

Кэйд прикрыла глаза, пытаясь уловить оттенок сожаления в его голосе.

– Сегодня приезжает один stagiaire [128] , и мне хотелось бы присутствовать на встрече с ним, на тот случай, если понадобятся мои объяснения.

Она вспомнила слово «stagiaire» – так называли интерна, практиканта, проходящего обучение.

– А на каком языке он говорит? – спросила Кэйд.

– На своеобразном диалекте. Связующем близкие миры. – Диалект того пригорода, где он родился, сильно отличается от диалекта шестого округа Парижа.

– Тогда как ты сможешь что-то объяснить ему?

Кэйд смутно помнила из его биографии, что он родился где-то в окрестностях Парижа, но сейчас вряд ли могли быть существенные языковые различия между окрестностями и центром Парижа.

– Я вырос в том же пригороде, – поднимаясь из-за стола, сообщил Сильван.

Неужели ему не хочется откровенно поделиться с ней детскими воспоминаниями? Кэйд сочла это добрым признаком. Он не пытался использовать секс в качестве трамплина для душевных отношений. По крайней мере никакой попытки примазаться к ее жизни и жениться на миллиардах. В духе романтики, хотя это приводило в недоумение. Обычно ее миллиарды служили гарантией того, что мужчины ею заинтересуются. Без их внимания Кэйд чувствовала себя так, словно попала в чужой город, не имея при себе ни визитной карточки, ни телефона, как обычный человек, защищенный лишь одеждой, которому для выживания необходимо проявить изворотливость.

Сильван вымыл руки и, подойдя к Кэйд, остановился, глядя, как она сидит с нормандским пирожным в руках. Он наклонился и поцеловал ее в губы.

И ушел.

Несколько минут Кэйд сидела неподвижно, пока не раздался телефонный звонок.

– Ты можешь тоже прийти, если хочешь, – сказал Сильван. – Я покажу тебе, как готовить кое-что интересное.

Улыбнувшись, Кэйд подошла к окну и увидела, что он стоит посередине пешеходной улицы.

– Но я покажу кое-что лично тебе, а не вашей шоколадной компании, – добавил Сильван. – Так что не продавай мой рецепт. И ради бога, не ставь на изделии мое имя.

Глава 22

В лаборатории Паскаль, потряхивая большим ситом, точно сельский житель с собранным урожаем зерна, посыпал партию трюфелей крупинками перемолотого карамелизированного миндаля, отчего сам окутался вкусной пыльцой. Достаточно далеко от Паскаля, чтобы избежать загрязнения под пылевым миндальным облаком, стоял подросток, выделявшийся не только своей юностью, но и тем, что единственный в этом помещении обладал темной кожей. Он испытывал одновременно гордость и неловкость, трудясь над порученным ему заданием. Парень перемешивал лопаткой шоколадную массу в огромной кастрюле.

Женщина колдовала с трехзубой вилкой возле еnrobeuse [129] «Золлиха», откуда выезжали брусочки конфет в шоколадной оболочке. С каждым взмахом вилки на конфетах оставался четкий оттиск, который Кэйд мгновенно узнала, вспомнив, что эти конфеты содержат ganache vanille [130] . Другая мастерица, обрызгивая формочки из кулинарного пульверизатора, покрывала каждую заготовку тончайшим слоем шоколада.

Рядом с подростком стоял Сильван, с помощью зубной щетки и большого пальца сбрызгивая гибкий лист пластика похожей на бледно-зеленую краску смесью. Потом он взял другую щетку и окунул ее в более темную зеленую массу, которая оказалась подкрашенным белым шоколадом.

Заметив Кэйд, Сильван посмотрел на нее и улыбнулся. Паскаль Гюйо тоже взглянул на гостью и вернулся к своей работе. Подросток, тот самый стажер, изумленно поднял брови и усмехнулся.

Парень уверенно схватился за огромный котел с расплавленным шоколадом, но потом замер, пораженный его тяжестью. Сильван бросил щетку, ловко перехватил у паренька котел и залил глазировку в машину.

– Et les muscles dans tout ça, Malik? [131] – обратился к парню один из поваров.

Смущенный Малик согнул руку в локте, словно пытаясь убедиться, что его бицепсы будут заметны даже через широкие рукава поварской куртки.

– Теперь у меня не хватает времени на тренировки, – заявил он. – Я же вечно торчу тут у вас!

– Может, нам нужно почаще приставлять тебя к кастрюлям, чтобы ты поддерживал форму, – пошутил тощий очкарик. – На, попробуй-ка удержать хоть эту. – И он вручил Малику металлическую миску размером не больше обычной кухонной чаши для домашнего миксера.

– Или вот эту, если та для тебя тяжеловата, – подхватил атлетического вида здоровяк, поставив перед подростком крошечную кастрюльку.

– Ладно, ладно, – простонал Малик. – Ну, мог бы я донести этот котел. Меня просто застала врасплох его тяжесть.

«Не удивительно, что почти все здесь выглядят худощавыми и сильными, в отличной физической форме», – подумала Кэйд, пытаясь определить вес котла с шоколадом. – Наверное, более пятидесяти фунтов. Может, и все восемьдесят? По сколько же раз в день им приходится перетаскивать такие тяжести?»

Сильван подошел к Кэйд, на губах его играла веселая усмешка. Она почувствовала, словно в нее вдохнули какую-то живительную силу.

– Сегодня ты можешь позаимствовать одну из моих курток, – сказал он. – В куртке Бернара ты утонешь. И спрячь волосы, – добавил Сильван, протягивая ей белую шапочку, которые носили все, кроме него и Паскаля. – Никому пока не удавалось найти хоть волосок в моих конфетах.

Кэйд предположила, что Бернаром зовут плотного здоровяка. Хотя и куртка Сильвана оказалась ей очень велика. Закатывая слишком длинные рукава, она размышляла, почему он не выдал ей одну из женских курток. Может, хотел предложить ей свои личные вещи? После их сексуальных игр, стоя рядом с ним, Кэйд вдруг ощутила собственную хрупкость, странную уязвимость.

– Для чего это? – обратилась она к Сильвану, останавливаясь перед гибким листом, испещренным брызгами двух оттенков зеленого цвета.