«…г. Асенкова, столь мило играющая роли наивных девушек в водевилях, не могла исполнить довольно трудную роль Эсмеральды… Это доказывает только то, что сценический талант не может быть годен для всех амплуа и что артистам водевильным не всегда бывает возможно браться за роли в драмах серьезных…»
Кстати сказать, не стоит искать в рецензиях Кравецкого (ему вообще не нравилась актриса Асенкова) обычной готовности пса облаять того, на кого нахмурился хозяин. Пушкин, к примеру, тоже недолюбливал Варвару Асенкову как актрису и не восторгался ею как женщиной. Он вообще предпочитал высокую трагедию водевилю. Известен такой случай. Однажды на спектакле ему пришлось сидеть рядом с двумя молодыми людьми, горячо аплодировавшими своей любимице. Не зная Пушкина в лицо и видя, что он к игре Асенковой остался равнодушен, они начали шептаться и сделали неосторожный вывод, что их сосед — дурак. Пушкин их услышал и, обернувшись, сказал:
— Вы, господа, прозвали меня дураком. Я — Пушкин и дал бы теперь же каждому из вас по оплеухе, да не хочу: Асенкова подумает, что я ей аплодирую.
А вот Некрасов считал Варю Асенкову воплощенным совершенством… И значит это только то, что на вкус и цвет товарищей нет.
Однако Варенька и в самом деле поступила неосторожно на премьере «Эсмеральды». Тайное стало явным. А также стало явным, что государь относится к обожанию хорошенькой артисточки, мягко говоря, спокойно.
Мужчины — странный народ. Женщины, конечно, тоже хороши, но мужчины… Слухи о том, как Асенкова «выставлялась» перед императорской ложей, разнеслись мгновенно и произвели непростое воздействие на некоторых ее поклонников. Кое-кто даже начал презирать молодую актрису и решил, что теперь ей не нужно оказывать и доли того уважения, которого требовали мало-мальские приличия. Короче, эти господа почему-то ощутили, что руки у них отныне развязаны.
Последствия не замедлили сказаться. Виктор Дьяченко, начинающий драматург и соискатель Вариной благосклонности (неудачливый соискатель, заметим!), на другой же день после премьеры прорвался за кулисы, переодетый сбитенщиком, и ввалился в уборную Асенковой как раз в то время, когда актриса была дезабилье. Словно нарочно, в коридоре оказалась масса народу, которая сделалась участником шума, скандала, криков…
Театральный Петербург с восторгом принялся мусолить новую сплетню о «девице Асенковой». И это обычное слово — «девица» — произносилось теперь с особенным выражением.
Вообще говоря, в то, что Варя все еще девица, почти никто уже не верил. А кто верил, того пытались разубедить сплетнями, в которых ей приписывали связь со всеми актерами Александринки, прежде всего с Сосницким, который подарил ей когда-то перстенек, и с Дюром, и с Мартыновым, и с Василием да Петром Каратыгиными… Да мало ли с кем! Кроме того, несть числа было молодым людям, которые обивали пороги квартиры Асенковой или гарцевали вокруг зеленой кареты, отвозившей ее домой, да и захаживали к ней запросто, чтобы выпить чаю или шампанского, всем этим ушаковым, волконским, философовым, колзаковым et cetera, et cetera… С кем-нибудь она же непременно переспала… если вообще не со всеми. А что такого? Дело вполне житейское. Только не надо строить из себя воплощенную добродетель…
Она и не строила.
Она изменилась.
Теперь Варя не «отшивала» с горделивым видом недотроги тех молодых людей, которые оказывали ей внимание. Ведь среди них попадались весьма злопамятные господа! Отвергнутые поклонники слали ей грязные письма, изображали в пошлых рисунках. Они могли даже спектакль сорвать!
Такое было. Некий купчик, принятый Варей, что называется, «в вилы», отместки ради однажды скупил билеты в первом ряду партера и посадил на эти места… нарочно им нанятых лысых людей. В зале стоял такой хохот, что Варя в слезах убежала со сцены — ни одного ее слова не было слышно, все заглушалось гомерическим смехом.
И еще произошел пренеприятнейший случай: пятеро офицеров, сидя в первых рядах, демонстративно орали, хохотали, выкрикивали непристойности бывшей на сцене Варе:
— Юбку задери, задери повыше!
Соседи опасались урезонивать буянов, и длилось это безобразие, пока не появился вызванный директором театра плац-адъютант [12] и не выдворил нахалов из театра.
И вот что уязвило Варю больше всего: ее обожатели, сидевшие в зале, не сделали ничего, чтобы ее защитить, чтобы выгнать мерзавцев! Правда, мерзавцы были представителями родовитых фамилий, людьми со связями, но все же…
Варя постаралась смирить негодование. Она ведь была далеко не глупа и уже успела усвоить, в каком жестоком мире живет. Сословные предрассудки были особенно сильны даже не при дворе, любившем порою продемонстрировать великодушие или широту взглядов, а именно в кругах военных и чиновных. Воистину, прямо по Грибоедову: «Что станет говорить княгиня Марья Алексевна…»
Пример. Среди поклонников актрисы Асенковой был воспитанник училища правоведения Владимир Философов. Он был довольно коротко знаком с Варей и даже вхож в ее дом. Он был влюблен — в самом деле влюблен! — и это чувство так и сквозит в его дневниковых записях:
«Варвара Николаевна Асенкова будет играть «Пятнадцатилетнего короля». Любопытно посмотреть, хотя и опасно. После всю неделю об ней продумаешь, и пропедевтика [13] в голову не полезет…»
«Ложа 1-го яруса, или Последний дебют Тальони», водевиль в 2-х действиях… Заехал домой, напился чаю, потом, грешен, заворотил к Варваре Николаевне Асенковой. Там нашел много молодежи, поужинал, выпил бокал шампанского и скрепя сердце уехал в карете какого-то гвардейского офицера…»
«Вместо отличного стола — капуста на ламповом масле [14] . Вместо театров — хождение в церковь, вместо божественного личика Асенковой — залоснившаяся от времени плешь Пошмана [15] … Плохое тут говенье, когда еще в ушах раздается серебристый голосок божественной Варвары Николаевны и перед глазами носится ее полувоздушный облик!»
Ай да Философов! Ну как не воскликнуть вслед за поэтом: «Если это не любовь, то что же это?!»
И тем не менее…
«Заходил в Летний сад, — спустя некоторое время записывает Владимир Философов, — где был сконфужен встречею с Асенковыми, которым поклониться при всех было неловко, а не поклониться совестно».
Ай да Философов… А как же любовь?!
На почтовой бумаге актрисы Варвары Асенковой был оттиснут ее любимый девиз: «Насильно мил не будешь». Она словно бы отпускала грехи миру, который жил по своим законам и позволял ей стоять лишь на одной из нижних ступеней сословной лестницы. И все же томила обида.