– Пятно какое-то, товарищ полковник, – объяснил начальник секретариата.
– Я вижу, что это не рисунок Пикассо, но почему важная информация не зарегистрирована должным образом?
– Какая информация? – настороженно осведомился начальник секретариата.
– Та-а-к, – загадочно протянул проверяющий, – вы хоть иногда читаете, уважаемый, что здесь пишут ваши подчиненные? Вы эту информацию докладывали начальнику управления?
– Н-нет, товарищ полковник. – Грузный подполковник нервно вздохнул.
– У вас что, шпионов как собак нерезаных? – Голос проверяющего завибрировал с угрожающе металлическим оттенком. – Если уж вы такой занятой, то почитайте хотя бы сейчас… пожалуйста, – ехидным голосом добавил полковник.
Начальник секретариата взял журнал в руки, водрузил на нос очки, прочитал текст телефонограммы: «Начальнику Управления по гор. N-cк и N-ской области. По оперативным данным, поступившим в наше управление, в ближайшее время на объект 221 прибудет должностное лицо, связанное с американской разведкой. Возможно, планируется похищение проекта, разработанного на объекте, который составляет государственную тайну. Информируем вас для оперативного использования.
Полковник…»
Фамилия автора телефонограммы была залита кофе так, что с трудом можно было различить только две первые буквы «Т» и «И».
– Важнейшая оперативная информация получена два дня назад и до сих пор не доложена. Как это можно объяснить, товарищ подполковник? – проверяющий почувствовал, что настал его звездный час.
– Разберемся, товарищ полковник, – прохрипел начальник секретариата и понял, что ведром красной икры ему уже не отделаться.
– Да уж, будьте любезны, разберитесь, – полковник, а за ним и его помощник, капитан, вышли из кабинета.
Через несколько минут закрутилось скрипучее колесо контрразведки.
В это время в кабинете начальника отдела ФСБ на объекте № 221 полковник Оборнов давал Бойко и Булдакову последние указания по изобличению и поимке шпиона на режимном объекте.
– …Еще раз проанализируйте выезды ваших сотрудников за границу за последние три года, опросите источники на предмет выявления их связей с лицами чеченской национальности, проверьте окружение всех важных секретоносителей, выясните, кто хотя бы вскользь, косвенно проявлял интерес к тематике МУЗОБСа…
Зазвонил оперативный телефон. Начальник отдела с разрешения москвича взял трубку. Поздоровавшись с абонентом, он протянул трубку телефона Оборнову: «Это вас, товарищ полковник». Оборнов резко поздоровался, затем, прослушав какую-то информацию, поблагодарил собеседника из Москвы, сообщил, что пробудет в командировке еще неделю. Положив трубку, Оборнов проинформировал коллег, что его утвердили на должность начальника управления и присвоили звание генерала: «Вот только сегодня Президент подписал», – суровый начальник наконец улыбнулся.
– Товарищ генерал, разрешите поздравить и, так сказать, символически отметить: у меня здесь, в сейфе, неплохой коньяк?
– Ну, если только символически… – разрешил Оборнов.
Как только пригубили рюмки, вновь зазвонил телефон. На этот раз звонили из управления ФСБ и повод был другой. Оборнов хмуро выслушал информацию начальника управления, положил трубку, внимательно посмотрел на Бойко: «Валерий Адольфович, мне надо срочно ехать в управление в N-ск».
Начальник управления ФСБ по городу N-ск и N-ской области был, пожалуй, самым пожилым начальником управления в стране. Федор Георгиевич начинал службу в органах еще в сталинские времена, с должности младшего оперуполномоченного. Прошел все ступени служебной лестницы, знал практически всех руководителей страны, некоторых лично. Это была ходячая энциклопедия советской контрразведки, осколок империи.
Нельзя сказать, что Федор Георгиевич держался за свою должность. Ему было уже тяжело работать в непрерывном напряженном ритме: сказывались годы и болезни. Но тяжелее всего было морально: он не воспринимал многих вещей, происходящих в его стране, однако открыто никогда не высказывал своего отношения ко многим странным шагам руководства современной России. «Как же так, – иногда размышлял он про себя, – за время своего правления Екатерина Великая увеличила население России в два раза, а поступления в казну государства к концу ее правления увеличились в четыре раза. А при нынешнем вожде показатели такие же – только в обратную сторону».
В курилках управления не раз пересказывали некоторые «зигзаги» поведения грозного генерала. Однажды уборщица пришла убираться в его кабинет, обнаружила, что портрет Президента страны упал со стены. И надо же такому случиться – как раз в мусорную корзину. Перепуганная женщина вынула Президента из мусорной корзины, вытерла портрет и как смогла повесила его снова на место. Когда она пришла на следующее утро, то обнаружила, что Президент страны опять по немыслимой траектории упал на то же самое место – в мусорную корзину. Она быстро спрятала портрет за шкаф – от греха подальше!
Губернатор области, лично знавший Федора Георгиевича много лет, не раз умолял его еще немного посидеть в кресле: за ним он чувствовал себя как за каменной стеной. Будучи в Москве, он заходил к директору ФСБ и ходатайствовал о том, чтобы начальника управления ФСБ оставили еще поработать.
Оборнов знал репутацию местного начальника управления, поэтому, войдя к нему в кабинет, уважительно его поприветствовал, справился о здоровье.
– Здоровье коровье, – буркнул начальник управления, – титьки есть, тянут все кому не лень, вот и приходится кряхтеть. А ты чего не заехал ко мне сразу, Алексей Михайлович? – сурово спросил Федор Георгиевич московского гостя.
– Я приехал в конце недели, да и завяз в НИИППе. Готовим спецмероприятие.
– На, вот, почитай, про ваш объект. Может, интересно, а может, ерунда…
Оборнов взял журнал дежурного оперативной службы, прочитал злополучную телефонограмму из московского управления.
– Странная телефонограмма, – вслух удивился Оборнов. – А кто ее послал?
– Да в том-то и дело, что не установили. Позвонили туда: там всего четыре сотрудника, у которых фамилии начинаются на «ТИ». Из них два в звании полковника: Тимофеев и Тихорецкий. Тимофеев – это начальник архива, почетный чекист, а Тихорецкий – начальник второго отдела. Проверили по журналу регистрации звонков – никто в это время не звонил.
Я больше не стал докапываться. Думаю, сам решишь, что делать.
– Да, конечно, Федор Георгиевич, я сам установлю…
– Мои охламоны напортачили… врежу всем… мало не покажется.
– Федор Георгиевич, вы разрешите, я вырву этот лист, возьму себе, чтобы концы найти.
– Какой разговор, я сам хотел убрать этот срам: как нарочно, проверяющему из Москвы на глаза попалось…
Возвращаясь из N-ска обратно на объект, Оборнов лихорадочно соображал. У него были крепкие нервы, но сейчас он почувствовал леденящий внутри холодок. Откуда это вылезло?! Кто такой Тихорецкий или, как там его, Тимофеев? Почему это полезло из московского управления, которое к объекту вообще не имеет никакого отношения? И почему именно послали телефонограммой. Такую информацию обязаны посылать шифровкой и как минимум за подписью зам. начальника управления. Много странностей! Ладно, не надо паниковать, иначе наделаю глупостей. Пока я обстановку контролирую. Самое умное, что я могу сейчас сделать, это прощупать ситуацию через начальника московского управления. И потом… решать вопрос кардинально. На карту поставлено слишком много. Ч-черт, как это не вовремя!