Алексей понял, что попасть в кабинет сразу не получится. Он оставил мультифорку с рисунками секретарю Кате, попросив передать директору. А если понадобятся комментарии, пусть свяжутся с ним.
Секретарь Катя мультифорку приняла, но, поскольку Алексей стоял на последней ступеньке музейной иерархии и по определению ничего важного сообщить не мог, положила ее на край стола, на котором тут же выросла стопка бумаг и документов на подпись, свежая пресса, приглашения и тому подобный канцелярский скарб. Так что «открытие» Алексея оказалось надежно и моментально завалено «текучкой». Майкову везло явно!
За 19 дней до судебного процесса
…. Прошло всего несколько недель. А им казалось, что знакомы давным-давно. Сто звонков в день, ничего не значащие вопросы, ничего не значащие ответы, трогательные ремарки: «Как хорошо, что ты звонишь», «Мне кажется, твой голос стал грустным», разумеется, свидетельствовали, что Вигдор влюбился, а Марианна не против такого развития событий. Вот и сейчас после подобного короткого перезвона он предложил встретиться в кофейне напротив музея.
– Вигдор, ничего сегодня не получится и завтра, скорее всего, тоже. У нас тут полный «ахтунг». Всех подняли, как по тревоге, и все заняты подготовкой зарубежной выставки и приемом экспозиции из Дрезденской галереи.
– Это просто замечательно, очень рад за вас.
– Если все сложится, то через пару месяцев полечу в Германию на переговоры об обмене экспозициями. Все-таки я ведущий искусствовед!
– Вау, отличная идея. Мне тоже не помешало бы на недельку-другую покинуть отчий дом. Уже и не помню, когда отдыхал. Вы не откажетесь посидеть со мной в кафе где-нибудь в центре Дрездена?
– Неужели все сложится?
– А что может не сложиться, если сам Дрезденский музей вышел с инициативой. Немцы народ пунктуальный и прагматичный. Сибирская экзотика, здешний колорит – беспроигрышный вариант. Выставка обречена на успех!
– Так-то оно так, но переговоры, как сказала директриса, от имени музея ведет частная компания-посредник «Шпенбах и сыновья». Вдруг ей что-то не понравится и они отговорят музейщиков. К примеру, охрана произведений искусства? В наших собственных залах система сигнализации допотопная, приедут немцы, увидят – испугаются.
– Ты сказала, «Шпенбах и сыновья?»
– Ну да, Алевтина Павловна несколько раз повторила «Шпенбах и сыновья». Вот, еще вспомнила: немцы непременное условие выдвинули. Они хотят в преддверии большой сибирской выставки открыть персональный вернисаж Спицына. Ты не поверишь, они увидели его работы в твоей книге и им очень понравился старый Лесовск. Представляешь, Спицын обязан тебе своей будущей зарубежной выставкой и не где-нибудь, в старейшем европейском музее Дрездена!
– Действительно, забавно. Что ж поделать, мои книги несут людям добро и знания. – рассмеялся Вигдор. – Надеюсь, Спицын, не забудет всего, что мы для него сделали и, может быть, еще сделает писатель-краевед…
– А почему ты переспросил про посредников? Тебя что-то смутило?
– Нет, нет, все нормально. Просто где-то уже слышал это название. Посмотрю в инете, что это за контора. Тогда до завтра, Марианна! Я хотел тебе сказать, что услышал тебя и мне было хорошо.
…Говорят, снаряд дважды в одну воронку не падает. Дважды Майкову повезло за один день. Дважды его хитроумные шаги так и остались без последствий, хотя ходил он по краю. Алевтина Павловна не увидела рисунки, выуженные студентом из инета, Вигдору показалось странным скоропалительное решение частной немецкой фирмы устроить взаимообмен выставками. И если бы Селина рассказала ему о встрече с Майковым, о немецком гражданине Шпенбахе, который купил авторские права на работы Спицына, глядишь, дело могло бы повернуться иначе. Но Селина ничего не рассказывала…
За 18 дней до начала судебного процесса
…Вигдор работал всегда. В любой обстановке на земле или в воздухе он находил возможность писать или читать, что, собственно говоря, и составляло большую часть его ремесла, если не брать во внимание дни, проведенные в архивах и библиотечных залах. Это была его работа, приносящая хлеб насущный. Все вокруг считали, кто восторженно, кто с огорчением, с искренним удивлением и завистью, конечно, но искренним соболезнованием, что он тривиальный трудоголик. А Чижевский всякий раз мысленно благодарил всех и вся за то, что ему привалило такое счастье – возможность исследовать, рассказывать, публиковать. Поэтому когда его спрашивали, как он успевает сделать так много, он тоже искренне удивлялся, пожимал плечами и рассуждал, что талант у человека бывает от бога, а усердие и любовь к труду – от внутреннего желания делиться знаниями. «Мы пролетарии умственного труда», – торжественно произносил он.
Больше всего Вигдор боялся тех трех-пяти минут, которые предшествуют моменту, когда перо тонет в чернильнице (писал он самой обыкновенной, практически исчезнувшей из обихода ручкой с перышком). Он словно бы находился на стартовой черте и очень боялся фальшстарта. И до той минуты, пока кто-то внутри не скомандует «пошел», в голове проносились какие-то призрачные идея, ассоциации, обрывки диалогов, фантазии и рассуждения, за которые могло быть и стыдно, и смешно, и грустно и вовсе даже не стыдно. В общем, сплошной шурум-бурум. И только когда перо прикасалось к бумаге, все становилось на свои места. Бумага не терпит суеты и глупости, убеждал он себя, в отместку тем, кто уверовал, что она может стерпеть все. Сочинительство давалось медленно и сложно, возможно, поэтому он и работал всегда и везде и при любых условиях, возможно, потому и успевал, был чрезвычайно плодовит.
…Вот и сейчас, уложив в новую историю несколько страничек, мог начинать повседневные хлопоты. Первым делом позвонил Селине.
– Вот, послушай, какое чудо-чудесное я обнаружил в архиве.
– «Писхатель», о душе пора подумать. А ты ко мне со своими архивами.
– Ну послушай, это так необычно.
Всякий раз Селина глубоко вздыхала и говорила: «Поехали», и тогда Вигдор докладывал о новой исторической «мелочи». Какой-нибудь занятной истории или необычном факте.
– Ты про Филиппины слышала?
– Убью, студент. Я еще готова послушать твои анекдоты, но отвечать на твои утренние вопросы – это выше моих сил. Считаю до ста.
– Хорошо. Ну, правда, занятный факт. В начале ХХ века на Филиппинских островах шла подготовка восстания в Сибири. Нет, ты представляешь, Филиппины когда-то были центром деятельности революционеров, которых финансировал некий революционный комитет в Америке.
– Потрясающе, феноменально, я просто охренела, господин «писхатель». Ты бы по делу что-то рассказал. Я с ума сойду, его хотят пустить по миру, а он мне про Филиппины лепит. Ладно бы про тайфун. На худой конец намекнул бы про путевочку, пусть даже не в высокий сезон. Вот пойду сейчас под душ и утоплюсь.