– Странно случается. Мне кажется, это должно быть так страшно: растеряться и столько времени не приходить в себя.
Адель замолчала. Савелий тоже молчал, пытаясь найти какие-нибудь ободряющие слова.
– А знаешь, Савелий, я думаю, что ни в какой он растерянности не пребывает. Я думаю, он не хочет встречаться со мной до конца судебного процесса. Ведь знает, в каких мы с тобой отношениях. Боится слабину дать. Предположим, мы встретились, нужно что-то друг другу говорить, объяснять. Теперь представь, разве мы избежали бы разговора о тебе?! И вообще, скажи, он делает это от злости, от желания защитить свое ремесло? В конце концов не деньги же толкают его на подлость?
Савелий нежно поцеловал Адель.
– Я уже рассказывал тебе, как все было на самом деле. Мысли не возникало даже в самой малости обидеть или оскорбить Спицына. Обычное дело: два художника договорились. А уж Вигдор и вовсе не при чем. Адель, а может, тебе и вовсе не думать об этой истории и держаться от всего подальше? По сути, в этом деле ты сбоку-припеку.
– Ну конечно, и я, и ты, и мама, и весь город – все сбоку. Я в санатории с одним художником познакомилась, так он мне истину открыл. «Все дела, говорит, решаются сзади или сбоку».
Я просто не знаю, что мне делать, Савелий. Я не знаю, как себя вести. Этот совершенно чужой мне человек – мой отец.
– Адель, поживем – увидим.
– Я тоже об этом подумала, вдруг все само собой решится, а?
– Не думаю. Я не чувствую, что быстро и само собой.
– Савелий, – Адель резко поднялась и обняла художника. – Савелий, признайся, ты богемный?
– Ты не поверишь, но уже нет. Изменился благодаря тебе.
– Разве так быстро люди меняются?
– Это зависит от глубины прожигания жизни и от любви. В общем, ежедневное веселье больше не заявляет свои права на Кокорева.
– И мы будем жить счастливо и долго?
– Вот в этом я уверен точно.
– Как хорошо, Кокорев. Я так люблю разговаривать с тобой. А что мы будем делать сегодня?
– Мы возьмем бутерброды, термос, мольберт и отправимся к Холмам. Ты хочешь попробовать себя в роли художницы?
– Ты что, правда, Кокорев?! Я ведь только позировала. – Адель показала пальцем на стены, где были развешаны этюды с нее.
– Ну вот и хорошо, попробуешь, а вдруг в тебе теплится талант, так сказать, наследный…
Федор пришел к Майкову.
– Опять ты, Федяй, без приглашения явился. Что тебе не сидится дома?
– Скучно дома, потому и не сидится. Мать все пилит, учит уму-разуму. Послушаешь ее, так нету у меня ни того, ни другого.
– Да про дом то я в переносном смысле. Не сходишь никуда, с девушкой не отдохнешь.
– На какие шиши? Вот выиграем дело, тогда и повеселимся.
– Да, высокого ты полета птичка. Может, тебе в армию сходить, там всю дурь из тебя быстренько деды выбьют, там жизнь во всех ее проявлениях быстро научат любить. Есть еще вариант, где без скуки: может, тебя на зону определить. Там тоже скучать не придется.
– Чего несешь, в зону! Тоже мне, зек недоделанный.
– Не нравится!? Странно, а все задатки у тебя налицо. Подумай, Федяй, может попробуешь? – и Майков громко захохотал.
Федор махнул рукой: над кем смеешься, Майков, над собой ведь. У тебя шансов загреметь туда поболе будет. Судебное наше – афера чистой воды. Как до экспертиз дело дойдет, что делать будем? Везде липа. Никто ведь из свидетелей «своих» расписок и подписей не признает.
– Что-то разговорился ты, Федяй. Пришел незваным и поучаешь, как жить. Нехорошо!
– Да я не собачиться пришел, как-то между нами само собой получается. Тоскливо на душе, прямо кошки скребут. А тут еще сестренка новоявленная. Вот с ней как быть? Что делать, ума не приложу. Вроде как родня, а в нашем деле она с Кокоревым, а значит, и с Чижевским. Получается, против семьи пошла, а семья против нее. Так-то она нам чужая, никто не знал, что она на свете есть, но жалко, если и ей через Савелия перепадет неприятностей.
– Давайте иск отзовем, да и будете жить в мире и счастье.
– Скажешь тоже. Па-па только и говорит о загранице, вернисаже, куда мы в Дрездене пойдем, как будем посещать ресторанчики, кататься на речных трамвайчиках и смотреть старый город. А ма-ма уже список составила, чего и сколько ей на выигранные деньги купить. Им этот суд как выпавший счастливый случай!
«Нет, от интеллигенции надо держаться подальше», – подумал Майков, а вслух произнес:
– Рановато вы деньги-то делите. Выиграть нужно еще иск.
– Неужто?! А я думал, у тебя все схвачено. Ты же крутой, Майков!
– Федяй, не морочь мне голову, тебе точно заняться нечем?
– Лениво как-то, Майков. Скучно. Нет. я бы сказал даже так – тоскливо.
– Это не лечится, Федяй. Это изъян в генетическом коде у людей умственного труда. Сдыхал о таком?
– Я много чего слыхал. А знаешь, по правде, надо было бы иск отозвать, с Аделью как-то поговорить, с Чижевским и Кокоревым за мир и дружбу пивка выпить. Но почему не срастается? Почему душа не лежит к согласию? Не хочет она без интриги прозябать. Получается, играем мы в игру из-за тоски.
– Иди ты, Федяй, подобру-поздорову, не расстраивай меня перед судебным. Вот тебе мой совет. Езжай в лесок пригородный, походи вдоль реки, полежи на траве, в небо погляди. Любит же интеллигентный человек слиться с ландшафтом. Может, повезет и мысли твои настроятся, иди, Федяй. Достал ты меня вконец своей тоской.
…Адель подкараулила Федора у подъезда мастерской.
– Ну что, братик, поговорим?
Федор вроде бы даже обрадовался такой неожиданной встрече.
– Я-то с радостью. Пошли, что ли, на лавочку присядем.
Они сели, и Адель замолчала.
– Ну вот, а говорила поговорим.
– С чего начнем?
– С главного, хочешь. я начну?
– Пожалуйста.
– Ты про отца, наверное, думаешь. Я тебе так скажу, ну какой он тебе отец, биологический разве что. Я его не защищаю, но так сложилось, понимаешь. Предположим, встречаешь ты моего па-па и своего биологического прародителя. И что? О чем спросишь, что скажешь? Родная кровь? Или так: ах, как это вы могли забыть про меня?
Я его об этом спросил. Па-па ответил искренне и честно: он и знать не знал о дочурке.
Выходит, ничего не выходит. И оно тебе надо? Ты добрая, правильная. Может, и не стоит бередить прошлое. Жили ведь как-то друг без друга.
– Это ты говоришь или биологический прародитель?
– Я, но сдается, он так же думает.
– Подло это и примитивно.