– Есть и такая точка зрения.
– Неправда, так не у всех бывает. Просто мне не повезло.
– Я тебя умоляю, Адель, будь взрослой девочкой. Посмотри вокруг, как там в песне:
Мир не прост, совсем не прост,
И не укрыться от бурь и от гроз…
Слушай, может, ты просто исчезнешь, так сказать, визуально. Раз, и нету тебя в нашей жизни. Столько лет ведь могла не показываться на глаза, вот и хорошо бы продолжить. Женишка найдешь богатенького, ну что тебе Кокорев, художник, с ним не забалуешь. И будет у тебя мир и покой и дорога к светлой жизни. Мы еще к тебе приползем, все Спицыны, за коркой хлеба. Отыграешься! А пока бы исчезла, ну поверь мне, некогда выяснять отношения и отвлекаться. Да хоть мою мать пожалей, сердечко слабенькое у нее. Она нового семейного расклада точно не выдержит. Не бери грех на душу. Мама – женщина хорошая, это мы с па-па такие-сякие. Ну что, будем считать, разговор состоялся?
…Федор ушел. Адель даже не заплакала. Наоборот, ей стало вдруг смешно от его наигранной бравады.
…Она набрала номер телефона Кокорева.
– Савелий, я внизу. На лавочке прохлаждаюсь. Поехали на речные Холмы.
– Привет, Аделюшка, я мигом. Пять минут на сборы.
Он появился с большой сумкой через плечо и мольбертом.
– Вызвал такси, через пять минуточек примчится.
– А я с Федором говорила. С ним не соскучишься.
– Я так понимаю, беседа была продуктивной.
– Это точно. Мне доходчиво объяснили и даже спели, что мир не прост.
– Гениальное открытие.
– Ты знаешь, с это момента мне показалось, я стала сильнее. И хорошо, что мама ничегошеньки о последних моих приключениях не знает.
– А вот и такси. Поехали, будем учиться видеть и слышать друг друга.
Речные Холмы располагались недалеко от набережной. И на самом деле это были не такие уж и холмы, а скорее, возвышенные острова на реке, на которых издавна любили отдыхать лесовцы. Речные Холмы были сплошь в вековых соснах. Их чуть было не вырубили под горячую руку в ходе борьбы за строительные площадки, но реликтовую рощу удалось отстоять. И теперь она стала чем-то вроде местного гайд-парка.
Пока Кокорев устраивал мольберт, Адель хлопотала у импровизированного привального «стола».
– Адель, ах ты лентяечка, сразу за стол. Кто не работает, тот не ест. Милости прошу к мольберту. Вот тебе карандаши, альбом – рисуй.
– Я же не умею, Кокорев.
– Все умеют, ты просто постарайся увидеть главное и передай это на бумаге.
Адель пристроилась рядом с Кокоревым и стала рисовать реку, которая стремилась на юг, ближний берег, подступающий к ней, с чистым лесом и низким кустарником почти у самого прибоя, и дальний берег, от кромки которого вверх плотной стеной шла темная даже при свете солнца тайга.
Река у Адель получилась стремительной, и когда на ней появилась лодка с людьми, казалось, ее вот-вот унесет течением.
На том дальнем берегу она нашла полянку и поставила дом, огородила участок забором. Не удержалась и «воткнула» целую «грядку» желто-оранжевых подсолнухов. У дома «сколотила» собачью будку, у забора две уличные лавки. А еще она пристроила на самом краю полянки человека с мольбертом.
Савелий с удивлением наблюдал, как вначале неумелая рука с карандашом становилась все точнее и точнее в работе.
Адель закончила рисовать и посмотрела на Савелия.
– При желании ты можешь стать художником, Адель. Наверное, дар у тебя природный. Ты подпиши, пожалуйста, этот первый свой пейзаж мне.
– Можно я еще порисую?
– Работайте, девушка. в удовольствие. А я с вашего позволения полежу на травке рядом и помечтаю.
– Я тоже хочу помечтать.
– Человек у мольберта всегда мечтает.
– Красиво!
– Художник соткан из «мечт».
– Тогда мне это подходит.
…Селина находилась в Художественном музее. Она поймала себя на мысли, что стала приходить сюда хотя и по случаю, но с удовольствием. Кабинет директора находился в самом конце длинной анфилады, по стенам которой были развешены картины. И пока Селина шла к Алевтине Павловне, смотрела на них. У какой-то останавливалась и пыталась разглядеть, понять, что ли, замысел художника. И вот тут Селина стала ловить себя на мысли, что есть люди, которые видят все иначе, чем другие. «Но тогда они думают по-другому и живут не так, как все… Картина. Подойдешь к ней вплотную – ничего не понять, какой-то полигон для перемешивания красок. Чуть отстранился и все волшебным образом оживает – мельница крутится, в воде купается солнце, живность гуртом спускается к ручью… господи, ветер подул. Нет, наверное, я нервничаю перед судебным, какой ветер от старой картины! Господи, но ведь тянет ветерком!»
Селина почти вплотную приблизилась к старому немецкому пейзажу. «Точно, ветерок!». Она обернулась по сторонам. Не заметил ли кто эти ее наклоны к картине, и засмеялась: форточка на противоположной стороне оказалась приоткрытой. Вот тебе и ветер.
Селина покачала головой: музейная экспозиция на ветру! Непорядок, а как же строгий климат-контроль. Она прикрыла форточку и вернулась к картине, еще раз обернулась по сторонам – нет ли кого и снова приблизила лицо к пейзажу.
«Надо же, все равно ощущение воды и свежести. Все. При первой же возможности в отпуск. На две, на три недели. Я заслужила это, Чижевский, и уеду хоть куда. А пока, пока Селина Ивановна, возьмите себя в руки. В конце концов, вы на работе».
Алевтина Павловна ждала ее. Чайный стол был накрыт. Они расцеловались как давнишние подруги.
– Рада видеть вас, Алевтина Павловна, выглядите чудесно!
– Ах, милочка, наша бодрость и здравие из окружающего мира. Сдается мне, будь это не музей, к примеру…
– Ресторан!
– Пусть будет ресторан, я бы все время находилась «подшофе».
Обе захохотали, каждая представила себя «подшофе».
– А так музей, страсти на картинах. С чем пожаловали, Селина Ивановна?
– С новостями, конечно.
– Хорошими?
– Алевтина Павловна, исключительно духоподъемными. В Америку едем в декабре. Нам уже отправили приглашения, начинаем оформлять визы.
– Господи, как это хорошо, как чудесно. Стало быть, ты, солнышко, намекаешь, что завтра было бы чудесно журналистов чаем попотчевать и новость рассказать?
– С вами приятно общаться, вы знаете все наперед.
– Так мир прекрасного, он же налаживает…
– К сожалению, не у всех.
Алевтина Павловна махнула рукой.
– Пусть им тоже улыбнется удача. Давай чайку попьем, у меня припасен такой конфитюрчик…