— Ад? — выдохнула Елена: — Мы в Аду?
— Скорее — Лимбо, [11] по крайней мере, то место, где мы сейчас находимся. Кроме того, есть еще «Другая Сторона».
Он кивнул в сторону горизонта, где все еще заходило солнце.
— Другой город, в котором ты, возможно, провела свои «загробные каникулы».
Здесь его называют «Другая Сторона», но могу поделиться с тобой двумя слухами, которые донесли мои информаторы: там они называют свой город «Небесный Двор», и над ним чистое голубое небо, с которого всегда светит солнце.
— Небесный Двор… — Елена забыла, что говорит вслух.
Перед ее мысленным взором уже шествовали дамы, рыцари и маги, она представила место, похожее на Камелот. Произнесенные слова вызвали ноющую тоску и… нет, не воспоминания, но уверенность в том, что память о чем-то спрятана за дверцей внутри ее головы. Однако эта дверца была надежно заперта, и все, что Елене удавалось разглядеть сквозь замочную скважину — это множество женщин похожих на Стражницу: высокие, золотоволосые, голубоглазые. Среди них выделялась одна, она была гораздо ниже остальных, словно ребенок рядом со взрослыми, она подняла голову и встретилась взглядом с Еленой.
Паланкин двигался прочь от базара, направляясь в еще большие трущобы, которые Елена осматривала, бросая быстрые взгляды по обеим сторонам паланкина из-под скрывающей ее вуали.
Они выглядели так же, как земные трущобы, только еще хуже. Дети, волосы которых стали рыжими в лучах заходящего солнца, толпились возле носилок и протягивали руки в универсальном просительном жесте. У Елены внутри все сжималось от осознания того, что она не может дать им ничего действительно ценного.
Она хотела бы построить тут дома, позаботиться о том, чтобы у детей всегда была еда и чистая вода, дать им образование, и будущее, в которое можно было бы смотреть с надеждой. Но, поскольку она понятия не имела, как обеспечить им все это, она лишь наблюдала, как они уносятся прочь с такими сокровищами как ее жевательная резинка «Джуси Фрут», расческа, блеск для губ, бутылочка воды и серьги. Деймон только качал головой, но не пытался остановить ее, пока Елена не потянулась к кулону с лазуритом и бриллиантом, который подарил Стефан.
Она плакала, пытаясь расстегнуть замок, когда веревка, охватывающая ее запястья, неожиданно дернулась.
— Хватит, — сказал Деймон.
— Ты ничего не понимаешь.
— Мы еще не пересекли черту города. Почему бы тебе не посмотреть на архитектуру, вместо того, чтобы беспокоиться о бесполезном отродье, которое в любом случае умрет?
— Как жестоко, — сказала Елена, но она даже не попыталась заставить его понять, она была слишком зла на него.
Тем не менее, она прекратила теребить цепочку и посмотрела поверх трущоб, как ей и предложил Деймон. Там она могла увидеть захватывающий вид горизонта, и здания, которые казалось, тянулись до бесконечности, сделанные из камня и выглядевшие так, как Египетские пирамиды и постройки Майя выглядели, если бы они были новые.
Хотя все было окрашено солнцем, сейчас скрытым мрачными багровыми облаками, в черные и красные цвета. Это огромное красное солнце — оно придавало атмосфере разный облик под разные настроения.
Временами оно даже, казалось, приобретало романтический оттенок, мерцая на большой реке, которую Елена и Деймон оставили позади, украшая мелкую рябь на медленно текущей воде. В другие моменты оно казалось чуждым и зловещим, четко вырисовываясь на горизонте как чудовищное предзнаменование, окрашивая строения, не имеет значения в насколько прекрасный, кровавый цвет. Когда они отвернулись от него, носильщики паланкина как раз внесли их в город, который заполнили высокие здания, Елена могла видеть длинные, зловещие тени, которые они отбрасывали впереди себя.
— Ну? Что ты думаешь? — казалось, Деймон старается ее успокоить.
— Я все еще думаю, что это походит на Ад, — медленно произнесла Елена. — Мне бы очень не хотелось здесь жить.
— Ах, но кто сказал, что мы должны жить здесь, моя Принцесса Тьмы? Мы вернемся домой, туда, где ночь бархатисто черная, и где луна, освящает землю, покрывая все цветом серебра.
Деймон медленно провел пальцем от кисти ее руки до плеча. Елена ощутила внутренний трепет от этого прикосновения. Она старалась поддерживать вуаль как преграду между ней и Деймоном, но она была слишком прозрачной. На его лице все еще сияла великолепная улыбка, ослепляющая сквозь усыпанную бриллиантами белизну, ну, в оболочке розового, конечно, из-за света — такой была обратная сторона вуали.
— Здесь есть луна? — спросила она, пытаясь отвлечь его.
Она боялась: боялась его, боялась себя.
— О, да, три или четыре штуки, я думаю. Но они очень маленькие и, конечно, из-за никогда не садящегося солнца, ты их не увидишь. Никакой… романтики.
Он снова улыбнулся ей, но в этот раз медленно, и Елена отвернулась. И отвернувшись, она увидела перед собой что-то, что завладело всем ее вниманием. В переулке перевернулась телега, из которой выкатились огромные рулоны из кожи и меха. Возле этой самой телеги была пожилая, худая и голодная на вид женщина, она лежала на земле, а высокий разгневанный мужчина, стоящий над ней, усыпал ее незащищенное тело ударами плети. Лицо женщины было обращено к Елене. Ее лицо искажала гримаса боли, когда она безуспешно пыталась свернуться в клубок, ее руки были на животе. Она была по пояс голой, но с тем как плеть хлестала ее плоть, тело ее от горла до талии покрывалось слоем крови.
Елена чувствовала, как расправляются Крылья Силы, но почему-то они не появились.
Она приказала всему круговороту своей жизненной силы сделать что-нибудь, чтобы освободить плечи, но ничего не вышло. Может быть, к этому имели отношение следы от рабских оков. Может, это был Деймон, находящийся рядом с ней и убедительным голосом приказывающий не вмешиваться. Для Елены его слова были не более чем звуком, который чередовался со звуком биения ее сердца в ушах. Она резко вырвала веревку из его руки и слезла с паланкина. В шесть или семь прыжков она достигла человека с кнутом. Он был вампиром, его клыки удлинились при виде крови перед ним, но он ни разу не остановил своей бешеной порки. Он был слишком силен, чтобы Елена могла с ним справиться, но… С еще одним шагом Елена закрывала женщину, руки ее были раскинуты как жест защиты и неповиновения. С одного запястья свисала веревка.
Рабовладелец не был впечатлен.
Вот он уже замахнулся кнутом, который ударил Елену по щеке и одновременно разорвал ее тонкую летнюю кофточку, рассекая нижнее белье и оставляя отметины на теле под ним. Она ахнула, хвост кнута разрезал на ней джинсы, как если бы они были маслом.
Невольно на глаза Елены навернулись слезы, но она не обращала на них внимания. Ей удавалось больше не издавать звуков, подобных первоначальному вздоху. И она продолжала оставаться там, где встала на защиту. Елена могла чувствовать хлестанье ветра на своей рваной блузке, а ее нетронутая вуаль развевалась позади, как бы защищая бедную рабыню, бессильно упавшую напротив телеги.