Видимо, он успокоился — он одобряет такую полезную штуку, как спецовки. Он боялся, что я из семьи священника, ученого или писателя, где много высоких идей и нет здравого смысла. Сайрус верит в здравый смысл.
А как и где я готовилась к моему нынешнему посту?
Это, сама знаешь, щекотливый вопрос. Я предложила ему университетское образование, несколько лекций в Филантропической школе, а также кратковременное пребывание в подопечном приюте (я утаила, что вся моя деятельность ограничилась покраской черного хода). Затем я сообщила о кое-какой общественной работе на отцовской фабрике и о нескольких дружеских визитах в Женский приют для алкоголиков.
В ответ на все это он хрюкнул.
Я прибавила, что последнее время занимаюсь изучением вопроса о призрении бесприютных детей и, между прочим, назвала семнадцать заведений, в которых я побывала.
Он снова хрюкнул и сказал, что не слишком доверяет этой новомодной научной благотворительности.
Тут вошла Джейн с корзиной роз из цветочного магазина. Благословенный Гордон Холлок посылает мне два раза в неделю розы, чтобы скрасить суровость приютской жизни.
Наш попечитель начал возмущенный допрос. Он поинтересовался, откуда эти цветы, и почувствовал явное облегчение, узнав, что я не трачу на них приютские деньги. Затем он пожелал узнать, кто такая Джейн. Я предвидела этот вопрос и решила взять нахальством.
— Моя горничная, — ответила я.
— Что? — возопил он и побагровел.
— Горничная.
— Что она тут делает?
Я любезно вдалась в детали: чинит мои платья, чистит мои туфли, моет мне голову, убирает у меня в комоде.
Тут мне показалось, что у него будет удар, и потому я милосердно прибавила, что жалованье она получает из моих личных доходов, что я плачу приюту пять долларов пятьдесят центов за ее содержание и что она, хотя роста и большого, ест мало.
Он возразил, что я могла бы пользоваться для услуг одной из сироток.
Я объяснила, все еще вежливо, что Джейн служит у меня много лет и я без нее не справлюсь.
Наконец он ушел, предварительно сообщив мне, что он лично никогда не имел претензий к миссис Липпет. Она — женщина со здравым смыслом, без новомодных идей, но солидная и дельная. Он надеется, что у меня хватит разума следовать ее примеру.
Ну, милая моя Джуди, что ты на это скажешь? Через несколько минут после его ухода зашел доктор, и я подробно передала ему слова высокородного Сайруса. Впервые в истории нашего знакомства мы с доктором оказались согласны.
— Миссис Липпет! — вскипел он. — Вот старый дурак! Выжил из ума!
Сэди Кэт сидит у меня на полу и аккуратно наматывает шелк для Джейн, которая просто влюблена в этого бесенка.
— Я пишу твоей тете Джуди, — говорю я. — Что передать от тебя?
— Никогда не слыхала ни про какую тетю!
— Она тетя всех хороших девочек в этой школе.
— Скажите ей, чтобы она меня навестила и привезла конфет, — говорит Сэди.
И верно!
Привет председателю.
Салли.
13-е марта.
Миссис Джуди Аббот Пендльтон.
Милостивая государыня!
Ваши четыре письма, две телеграммы и три чека получены. Ваши приказания будут исполнены, как только заваленная работой заведующая будет в состоянии справиться с ними.
Я поручила столовую Бетси Кайндред и предоставила ей сто долларов на переделку этого мрачного помещения. Она сразу согласилась, выбрала пять подходящих сирот для технической помощи и заперла дверь. Три дня дети едят в классах, прямо с парт. Не имею ни малейшего представления, что Бетси там делает; но у нее гораздо лучший вкус, чем у меня, и я не считаю нужным вмешиваться.
Какое наслаждение свалить дело на другого и знать, что все будет исполнено как следует! При всем моем уважении к возрасту и опытности наших служащих должна сказать, что они не очень-то восприимчивы к новым идеям. Они считают, что приют Джона Грайера должен оставаться в том же самом виде, в каком был устроен его благородным основателем в 1875 году.
Между прочим, твоя мысль об отдельной столовой для заведующей просто спасла меня. Хотя сначала я, существо социальное, презрительно отвергла ее. Обычно я устаю до смерти и обедаю одна; но в тех редких случаях, когда во мне еще теплится жизнь, я приглашаю кого-нибудь из сотрудников разделить со мной трапезу и в застольной болтовне наношу самые существенные удары. Когда совсем уж необходимо вдуть в мисс Снейс немного свежего воздуха, я приглашаю ее к обеду и деликатно приправляю кислородом консервированную телятину.
Консервированная телятина — лучшее блюдо для званых обедов в представлении нашей кухарки. Через месяц, пожалуй, я возьмусь за питание для служащих; но пока что у нас столько более важных вопросов, чем наши удобства, что нам придется есть эту телятину. За дверью только что раздался ужасный грохот. Один херувимчик, по-видимому, толкает другого с лестницы. Я невозмутимо пишу. Человеку, желающему проводить свои дни среди сирот, приходится развивать в себе спокойствие духа.
Получила ли ты письмо от Леоноры Фентон? Она выходит замуж за врача-миссионера и уезжает в Сиам! Слышала ты когда-нибудь такую чушь? Леонора Фентон — во главе миссии! Как ты думаешь, будет она услаждать танцами взоры язычников?
Однако это не глупее, чем я — во главе приюта, или ты — во главе семейства, или Марти Кин, порхающая в высшем свете Парижа. Должно быть, она ездит на посольские балы в штанах для верховой езды. А что она делает с волосами, как ты думаешь? Не могли же они так скоро отрасти. Наверное, носит парик. Сколько веселеньких сюрпризов дал наш курс!
Принесли почту. Прошу прощения, но я должна немедленно прочесть приятное пузатое письмо из Вашингтона.
* * *
Не такое уж приятное, скорее дерзкое. Гордон никак не может отрешиться от мысли, что соединение С. М.-Б. со ста тринадцатью сиротами — просто-напросто шутка. Он не считал бы это шуткой, если бы сам попробовал. Он обещает навестить нас, когда поедет на север полюбоваться моими усилиями. А что, если б я передала ему бразды правления и удрала в Нью-Йорк сделать несколько покупок? Наши простыни совсем износились, и у нас всего двести одиннадцать одеял.
Сингапур, щенок моего сердца, шлет почтительный привет. Я тоже.
С. М.-Б.
Приют Джона Грайера.
Пятница.
Дорогая моя Джуди!
Видела бы ты, что сделали из столовой твои сто долларов и Бетси Кайндред!
Комната превратилась в ослепительно-желтую мечту. Она выходит на север, Бетси решила оживить ее — и оживила. Стены — светло-желтые с бордюром из маленьких зайчиков, бегущих друг за дружкой. Все деревянные предметы, включая столы и скамейки, — веселого желтого цвета. Вместо скатертей, которые нам не по карману, у нас полотняные дорожки в зайчиках. В желтых горшках временно стоит верба, но ожидают они одуванчиков, лютиков и ромашек. И новая посуда, Джуди, — белая, с желтыми нарциссами (так мы думаем, хотя весьма возможно, что это розы, у нас в доме нет ботаника). А самое чудесное — это наши САЛФЕТКИ, мы их в жизни не видели, и приняли за носовые платки, и стали восторженно сморкаться.