Он принюхался, облизнулся и заявил:
— Обожаю с грибочками.
— Все так, как ты любишь. — Шон подобострастно склонил голову. — Знаешь, я вчера рецепт один китайский прочитал. «Три писка» называется. На стол подаются новорожденные мышата, слепые, без шерсти. Фишка в том, что они издают три писка во время трапезы. Первый — когда их обхватывают палочками. Второй — когда макают в соевый соус. И третий — когда их начинают есть.
— Китайцы дебилы, — отозвался Мурзилка.
Какое-то время они молча ели, изредка поглядывая на экран телевизора, где транслировался «Титаник».
— Вот это любовь! — с набитым ртом проговорил Шон, когда Кейт Уинслет в роли Розы как оголтелая носилась по коридорам, залитым водой, в поисках Ди Каприо.
— Ну да. Это тебе не гамадрилов в ночных клубах снимать, — счел нужным заметить Мурзилка, вгрызаясь в сочную мякоть из плавленого сыра, грибов и маринованных огурчиков.
В этот момент Роза намеревалась перерубить цепь наручников, которыми был скован ее возлюбленный Джек.
— Интересно, а если бы она ему по ошибке руку отхреначила, то фильм, наверное, был бы короче? — предположил Шон, облизывая жирные пальцы.
— Кто о чем! — заявил Мурзилка, доел пиццу, взглянул на экран мобильника. — У нас еще три часа. Кролик у себя?
— Он в съемной квартире, в Жулебино, — ответил Шон, посмотрев в записную книжку. — У него поезд завтра в десять утра.
— Очень жаль, что у нашего подопечного внезапно появятся совершенно неотложные дела и на поезд он не успеет, — сказал Мурзилка, и сказочники рассмеялись.
— Дом под снос, — продолжал Шон. — На первом живет пара глухих пердунов, больше никого.
— Имеешь в виду, что можно повеселиться прямо у него?
— Вполне. Лень этого ушлепка сюда тащить. Кстати, ты обещал узнать насчет художника и киски.
— Они сейчас где-то в области, — сказал Мурзилка. — Завтра утром будет подробная информация. Ладно, давай соберем вещи. Мне так будет спокойнее, — предложил он.
Шон согласился.
Укладывая в сумку фаллоимитатор, усеянный шипами, он нежно провел мизинцем по крючкам и проговорил:
— На этот раз заменить тебя будет некому, Кролик. Так что готовь вазелин.
Мурзилка достал банку, в которой плескалась бесцветная жидкость.
— Это спирт. Нам понадобятся кое-какие запчасти. Мы отрежем их у нашего клиента. Они не должны испортиться.
Шон с улыбкой поглядел на друга и сказал:
— Что бы я без тебя делал, Мурзилка!..
Здоровяк пожал плечами и ответил:
— Нашел бы себе другого партнера. Или ты думаешь, что мы вечно будем вместе работать?
Уголки губ Шона опустились, лицо помрачнело.
— Ты оставишь меня?
— Кто знает. — Мурзилка взял в руки небольшой агрегат, напоминающий миниатюрный лодочный мотор, тронул пальцем стальной винт, лопасти которого были заточены как бритва. — Я буду самым клевым, усовершенствованным, современным Карлсоном! — восторженно произнес он, примерил моторчик на себя и щелкнул тумблером.
Двигатель затарахтел, винт завертелся, начал с бешеной скоростью разрезать воздух.
— Сунь пальчик, будет зайчик, — заявил Мурзилка и сунул пропеллер чуть ли не под нос Шону.
Тот отпрянул, с испугом глядя на жуткое приспособление.
— Парни по специальному заказу из газонокосилки сделали, — с гордостью сказал Мурзилка, выключил мотор и почесал под мышкой. — Жаль вот только, что с ним не взлетишь. Ну да ладно, не все сразу. Может, мы в скором времени и порхать научимся как бабочки.
Шон молча наблюдал за приятелем. Из его головы не выходила фраза о возможном прекращении совместной работы.
— Мурзилка… — осторожно начал он. — Ты ведь не бросишь меня?
Крепыш с удивлением обернулся и заявил:
— Шон, ты меня умиляешь. Мы же такие разные. Прости, но то, что для тебя хобби и кайф, для меня трудовые будни. У меня, в отличие от тебя, нет целой кучи детских магазинов, от которых я получал бы прибыль, не слезая с этого дивана. Я не таскаю домой молодых пацанов, не подвешиваю их к потолку и не распиливаю пополам, глядя на часы. Мол, он окочурится, когда пила до пупка дойдет или до грудины? Как только я скоплю достаточно деньжат, то свалю отсюда. Давно хотел отдохнуть где-нибудь на океане. И вообще, предлагаю сделать передышку. Пора в отпуск. Закончим с художником, и баста. Пока больше никаких заказов.
Шон молчал словно пришибленный.
— Ты поможешь мне сделать загранпаспорт? — спросил Мурзилка, укладывая в сумку паяльную лампу.
— Конечно, дорогой, — с трудом выговорил Шон, и тут ему в голову неожиданно пришла интересная мысль. — Послушай, Мурзилка, а ты бы смог меня убить?
Сказочник замер.
— Ты к чему это? — медленно спросил он.
Шон сел на диван и начал подушечкой указательного пальца собирать крошки с тарелки.
— Представь на мгновение, что заказ поступил на меня. Твои действия?
Мурзилка отставил сумку в сторону. Судя по всему, такая мысль еще никогда не приходила ему в голову.
— Мне казалось, что на сказочников заказы не распространяются, — не очень уверенно произнес он.
Шон пожал плечами:
— Какая разница. Это что, вопрос морали? Бизнес есть бизнес. Ты смог бы принять заказ на меня? Конечно, за хорошие деньги?
Мурзилка окинул напарника буровящим взором и поговорил:
— Это все трепотня. Гипотетическая шняга. Вопрос из серии: «Сделал бы ты куннилингус чумазой бабке за трехкомнатную квартиру?»
— У меня не три комнаты, а пять! И еще две двушки, — сказал Шон.
— Да хоть сто. Это я так, для примера.
Они поглядели друг на друга как два волка, оказавшиеся перед выбором: умереть от голода, но вместе, или попытаться уцелеть, но за счет того, кто окажется слабее. Драться за свою жизнь. За плоть, за кипящую кровь, за свежее, трепещущее мясо.
— Откуда в твоей мудрой голове появилась такая мысль, Шон? — полюбопытствовал Мурзилка.
Его напарник засмеялся. Громко и неестественно. Но напряженная обстановка все равно разрядилась, и это было хорошо.
— Знаешь, у меня есть информация, что я кое-кому очень сильно мешаю, дорогой, — сказал Шон. — Я бы не хотел, чтобы кто-то вбил между нами клин. Потому что, по последним сведениям, этот субъект, который хочет сделать мне больно, вроде бы искал встречи с тобой, Мурзилка.
— Это полная чушь! — заявил здоровяк, снова переключая внимание на сумку. — На меня никто не выходил. Если бы это было так, то я бы сразу тебя известил.
Шон ничего не сказал. Глаза его чуть сощурились, как у кота, заприметившего жирного голубя.