Пеший копейщик — острие его копья зло сверкало — бросился на Александра; юноша похолодел от страха, но почти автоматически уклонился и тут же уздой и бедрами послал Самсона вбок — и конь мощным плечом отбросил солдата наземь. Двое пехотинцев бросились к упавшему, один прикрыл его щитом, а второй замахнулся на Александра секирой.
Не ввязываясь в бой, Александр хлестнул Самсона и отскакал в сторону — и тут обнаружил, что попал из огня в полымя. Теперь на него ринулись, нацелив копья, двое конных рыцарей, а рядом не было и следа Арнауда. Время перед неизбежным столкновением, казалось, страшно замедлилось, и вдруг Александр ощутил, что страх улетучился чудесным образом. Никакой дрожи, никакого стеснения в животе, только поток холодного гнева прокатился по жилам. Если придется погибнуть, то вместе не с одним и не с двумя поверженными врагами.
Он выставил щит, прикрывая грудь и низ лица, направил копье и толкнул пятками в бока Самсона. И в самый последний момент сближения уздой и отработанным движением бедер заставил коня вильнуть в сторону, и передний атакующий промахнулся. В то же мгновение Александр поднялся в стременах, повернулся и ткнул копьем рыцаря мимо щита.
Острие пронзило панцирь и гамбезон и вошло в тело. Удар был недостаточно силен, чтобы убить, но наверняка выводил из строя. Рыцарь вскрикнул от боли и неожиданности и выронил копье. Александр же выдернул свое копье из раны и повернул Самсона так, чтобы конь раненого рыцаря оказался между ним и вторым нападающим.
Противники обменялись хриплыми от гнева проклятиями, но Александр, несмотря на ярость в крови, сохранял холодный рассудок. Мысли приобрели чрезвычайную ясность и быстроту, а реакция стала молниеносной.
Рыцари немного отступили, решая, как начать новую атаку; один из них прижимал руку к пробитому панцирю, и между пальцев боевой перчатки пробивались струйки крови. Но вот второй, не раненый, выхватил из чехла позади седла «утреннюю звезду», цепь с шипастым шаром.
Это было страшное оружие, но требовался хороший навык пользования им. В случае промаха можно было запросто вывихнуть руку, можно было крепко стукнуть себя по затылку или спине. Но в руках мастера зубчатый шар мог проломить в щите дырищу размером с кулак, а не защищенного тяжелым панцирем человека размолотить в кровавую лепешку.
Рыцарь начал раскручивать цепь над головой. Александр тут же послал Самсона на противника, целясь копьем в центр смертельного круга, чтобы цепь намоталась на древко и можно было выдернуть оружие, как некогда удалось сделать это с Удо ле Буше. Рыцарь, разгадав намерение Александра, поспешно попытался нанести упреждающий удар — и промахнулся; а юноша мгновенно изменил тактику и нацелил копье в открывшийся правый бок. Мах Самсона усилил удар, и наконечник копья пробил панцирь и плоть и уперся в кость. Рыцарь взвыл от боли. Его напарник попытался прийти на помощь, но не смог из-за раны поднять меч. Александр выдернул копье, и тут же на взмыленном и забрызганном кровью коне подлетел Арнауд.
— Глупый мальчишка! — проревел он, умело отмахиваясь от пехотинцев, которые подбегали к месту схватки. — Да и Харви тоже совсем свихнулся!
Александр оглянулся. Вокруг — сверкающие мечи и воздетые копья; и над сражающимися справа взметнулся грозный клич: «Король Ричард!», а слева — «Маршалл!»
Александр повернул коня и глянул в ту сторону, где над сражающимися воинами еще реяло знамя в руке Харви. Если бы к Амону прибыло обычное подкрепление, то воины выкрикивали бы клич «Ругон!». То, что сейчас прогремело над полем боя, указывало, что войсками командует сам Ричард Львиное Сердце.
Тем временем над лагерем, растоптанным сотнями копыт, наполненным лязгом оружия и криками, реющее в самой гуще схватки знамя Лаву дрогнуло, а затем исчезло из вида.
— Монруа! — проревел Александр и ударил пятками в бока Самсона. Теперь начиналось его личное сражение, — Монруа!
Мрачный Арнауд развернулся и поскакал следом. Собственная жизнь его совсем не заботила, но он пообещал удержать от погибели неопытного юношу.
Александр тем временем выхватил меч и дрался, как демон, одержимо продвигаясь к месту падения знамени. А там уже взметнулось другое — три золотых льва на темно-красном фоне.
Горячий пот заливал глаза Александра, рукоять меча жгла руку через перчатку; а в мозгу билась единственная мысль: найти Харви, спасти его, нисколько не осознавая тщетность попытки. Он должен был это сделать — и делал все, что мог.
— Монруа! — прокричал он снова, изо всех сил.
Путь преградил рыцарь на мощном сером жеребце. Александр рубанул, но удар был легко парирован двухцветным, желто-зеленым щитом с изображением алого рыкающего льва в центре. В таких же цветах был и нагрудник рыцаря, а могучая рука вздымала великолепный боевой меч, по сравнению с которым клинок Александра выглядел игрушечным.
— Маршалл! — вскричал звонко, почти радостно, рыцарь, отражая удар, и низринул меч. Щит Александра треснул, а левая рука до подмышек онемела. Тем не менее Александр поднялся в стременах и замахнулся, но в это время огромный серый конь ударил грудью в плечо Самсона, и юноша потерял равновесие, вылетел из седла и грохнулся на землю так, что в глазах потемнело.
— Не надо, мой лорд! — услышал он крик Арнауда. — Взываю к милости Вашего Величества! Он же совсем ребенок! Возьмите мою жизнь вместо его!
Кованые копыта топтались рядом с Александром, едва не задевая. А вот ноги в тяжелых сапогах. Резкий удар сбил с головы шлем; еще один сапог ударил в плечо… Что-то кричат, проклятия, резкие вопросы, какой-то горячий спор… Удар сапогом в бок; Александр свернулся клубком, поджимая колени к груди. Темнота, темнота наплывала, охватывая все существо. «Вот и смерть пришла», — с неожиданной легкостью подумал, ускользая в небытие, Александр. Какая там слава — удушливая грязь наползает на лицо, а сверху давят то ли сапоги, то ли копыта…
Скелеты окружили кровать, пристально следя пустыми глазницами. А среди них стоял и брат Алкмунд с заострившимся, как у мертвеца, лицом, и пальцы его ласкали витую плеть. Александр закрыл глаза, но и через веки видел непрошеных гостей, ждущих, когда он ослабеет.
— Вы ненастоящие! — вызывающе бросил он. — И вам меня не достать!
Брат Алкмунд улыбнулся и пощекотал щеку Александра плетью. Прикосновение было легким, как перышко, и влажным: кровь предыдущей жертвы. Александр дернулся всем телом от отвращения и выкрикнул, как рыдание:
— Убирайся!
Глаза раскрылись — и молодого воина ослепил блеск солнца, врывающегося через затянутое бычьим пузырем окошко в комнату, где он был распростерт на соломенном матраце.
Кричал он уже наяву и Манди даже вскочила, сжимая влажную льняную тряпку, которой она вытирала лицо Александра. Медный таз, стоявший на скамеечке возле кровати, опрокинулся и остался на полу, в середине расползающейся лужи. Несколько мгновений Александр, судорожно дыша, смотрел на Манди, затем закрыл лицо руками и откинулся на ложе.