У костоправа были ловкие маленькие руки с чистыми короткими ногтями. Лекарская коричневая шляпа сложного покроя валялась на траве радом с ним, ее край был украшен значками паломничеств из Рима, Кентербери и Компостелы.
Харви выплюнул щепку.
— Я удирал от меча Удо ле Буше, — простонал он. — Копыто Солейла попало в кротовью нору, и мы упали… Ах, Христос! — Его голос повысился и раскололся в крике, от которого мороз пробежал по спине Александра.
— Это — плохой перелом, но я установил кость, как мог, — сказал костоправ мрачно. — Остальное находится в руках Бога. — Он поглядел быстро на Александра и затем на задыхающегося отца Амброза.
— Потому что его падение также было в руках Бога? — горько спросил Александр.
Он знал, что предвещала такая рана. Если далее Харви выздоровеет, он уже никогда не станет прежним. Нога станет короче другой, и не будет прежней устойчивости ни в пешем бою, ни даже в седле. Никто не захочет больше нанять его.
— Я буду молить Господа о милосердии к вам, — отозвался Амброз и перекрестился. — Его лошадь попала копытом в кротовью нору и упала ужасно. Бедное животное мертво, и ваш брат пострадал. Это — тяжелый перелом, прямо поперек кости голени.
Александр покачал головой.
— Если бы существовало божье правосудие, Господь наказал бы меня!
Собственные слова ударили его, как кулак в лицо. Бог наказывал его. Физическую рану было бы легче пережить, чем вину, навалившуюся на него теперь.
— Если бы было божье правосудие, провалилась бы лошадь ле Буше, — гаркнул Харви, открывая затуманенные болью глаза. — Не берите в голову, почему и зачем. Только отнесите меня в мой шатер. Я похожу на труп на поле битвы, лежа здесь перед всеми вами, стервятниками, стоящими вокруг.
Как попытка храбрости и шутки это не произвело впечатления. Каждый знал, что Харви мог бы просто умереть от раны. С печальным волнением в глазах Александр заплатил костоправу и его помощнику и смотрел, как переносят его брата, мягко поддерживая, к их шатру.
— Я немного смыслю в лечении, — сказал Амброз, когда они положили Харви на ложе. — Немного белого мака в вине уменьшит боль. У меня есть склянка среди моих снадобий. — И без дальнейшей суматохи он отбыл, чтобы принести это.
Харви распростерся на ложе, поврежденная нога покоилась в лубке. Он смотрел на знакомые вещи в палатке, из которой отбыл час назад в совершенно здоровом состоянии.
— Единственная причина, по которой ле Буше не убил меня, — сказал он, — то, что Солейл упал, и он решил, что смерть коня и моя рана достаточны для оплаты ущерба. Но дело еще не закончено. Он появится после того, как ты и Манди… — Он повернул голову на подушке и оглядел шатер. — Где девица? Лучше всего поженитесь и следуйте своим путем…
Александр сглотнул. Не было никакого смысла скрывать правду от Харви. Его нога была сломана, но его разум был все еще при нем.
— Я не знаю, но, вероятнее всего, она больше чем в половине дня пути от нас к настоящему времени.
Он вытащил записку из своей туники и, развернув ее, прочитал брату.
— Она взяла серебро из своего приданого и свои швейные принадлежности, — сказал Александр, еще раз пробегая глазами по верхним строчкам пергамента. — Боюсь, что она не намеревается возвращаться.
Харви взял записку в свои руки и посмотрел на коричневую надпись, которая была для него только массой каракулей.
— Прекрасный из меня вышел опекун, — сказал он с отвращением к себе и поднял глаза на Александра. — И у тебя нет предположения, куда она могла бы уйти?
— Она говорила только что-то относительно ее дедушки в Англии, Томасе Фитц-Парнелле, лорде Стаффордском. Она спрашивала, что он из себя представляет, и сказала мне, что тайно тоскует по жизни знатной леди, после того что ее мать однажды сделала. Возможно, она могла бы направиться к нему, но это не больше чем предположение.
— Ты должен идти и найти ее, — сказал Харви. Он был серый от боли, и каждое слово, которое он вынужден был произносить, давалось с очевидным усилием. — Женщина, одна на дороге — легкая добыча. И хотя она с рождения привыкла к жизни в военном лагере, она все же уязвима.
Александр смотрел на брата с нарастающим ужасом, поскольку понял выбор, предлагаемый ему.
— Но я не могу оставить тебя в таком состоянии! — возразил он. — Кто будет заботиться о тебе?
— Со мной все будет в порядке… Есть друзья и кое-какой запас серебра.
— Друзья вроде Элис и Осгара? — Александр пристально глядел вниз на Харви, страшась даже мысли оставить его в такой компании.
— Не спорь со мной, щенок. У меня нет сил. Просто иди.
Александр нахмурился.
— Ты слышал, что она пишет в этой записке. Я не смогу найти ее, даже если я пойду, и затем — ради чего я стану повиноваться тебе? Я не хочу потерять вас обоих.
— Проклятие, Алекс, да убирайся ты… — начал Харви, затем прервался, поскольку боль в сломанной ноге дала знать о себе и победила его.
Отец Амброз возвратился со склянкой маковой настойки и напоил отмеренным количеством раненого. После того как Харви впал в беспокойную дремоту, молодой священник вздохнул.
— Он будет нуждаться в постоянной заботе следующие несколько дней, — сказал он с сомнением.
Александр кусал нижнюю губу.
— Он хочет, чтобы я отправлялся искать девушку. Я знаю, что я должен, но я не могу оставить его в таком состоянии. Если о нем будут заботиться все подряд, это будет грубо и по таким диким правилам, которые в конце концов доведут его до смерти. Я не могу никому доверять.
Амброз искоса посмотрел на него.
— Есть аббатство в Пон л’Арк. Там находится превосходный приют для больных.
— Нет! — Раскаленная добела полоса ярости и опасения пронеслась через Александра.
Амброз поднял в удивлении и некотором испуге брови.
— Но это меньше чем в часе езды на лошади, ну, возможно, в двух или трех, если ехать медленным шагом, и я обещаю вам, что там хорошо сумеют позаботиться. Я там принимал постриг. Аббат строг, но он и милостив тоже.
— Только не в монастырь, — повторил Александр, чувствуя, как будто темные стены смыкаются вокруг него.
— Я могу спросить, почему нет?
Александр хотел рыкнуть на отца Амброза в ответ, но монах выглядел таким искренне изумленным, что он придержал свой язык.
— Прежде чем присоединиться к Харви, я был послушником в маленьком бенедиктинском монастыре в Англии. Приор его впал в старческое слабоумие, и заместитель управлял нашими жизнями… — Он прервался и с гримасой закончил: — Я убежал, когда моя жизнь стала невыносимой.
Амброз перевел взгляд с Александра на человека на кровати, который начинал дышать с тяжестью дремоты.