Они были открыты после наступления рассвета, и Манди с Флорианом не были первыми обитателями замка, прошедшими на турнирное поле. Два конюха и хранитель псарни прошли перед ней через ворота, и кухарка, использовав для оправдания сбор лебеды, растущей около крепостного рва, последовала за прочими.
Башмачки Манди ступали по траве, оставляя темный след в росе, и скоро мягкая кожа их пропиталась влагой, а низ платья отяжелел. Достопримечательности, звуки и запахи ее так недавно оставленной жизни вторгались в чувства и заполнили ее ностальгией. Она видела женщин, собирающихся стирать в ручье, слышала звук их смеха, плывущий в утреннем воздухе. Она видела людей, ухаживающих за лошадьми или разговаривающих, собираясь группами, их сложенное оружие. Она наблюдала, как размешивают варево в горшках, и улавливала незабываемый аромат лука и похлебки из дикого чеснока. Дом, эта территория когда-то была ее домом. Мелкая дрожь слегка пробежала вниз по спине. Наряду с ностальгией пришло опасение внезапно наткнуться на палатку заштопанного холста с сине-желтым знаменем, развевающимся на шесте, и увидеть двух людей около костра: одного — блондина с хорошим телосложением, другого — темноволосого, с улыбкой в глазах, разбивающей ее сердце. Непроизвольно ее руки прижали ребенка, и он стал извиваться, требуя, чтобы его отпустили.
Как только он оказался на земле, то направился неуверенной походкой к шатрам. Для двухлетнего он был замечательно крепким и устойчивым, что было источником постоянной гордости и еще более постоянного волнения для матери.
Она подняла свои юбки выше лодыжек и поспешила за ним.
— Нет, сладкое яблочко, держись за мою руку, — сказала она, хватая пухлые пальцы.
— Нет! — Флориан, повысив голос, пробовал вырваться и убежать, и когда она стала держать крепче, то начал визжать с серьезным лицом, становящимся темно-красным. Головы повернулись, и она с сыном стала центром внимания, изменяющегося от неодобрения сочувствия и искреннего удивления.
— Хорошая затрещина — вот и все, в чем он нуждается! — объявила женщина средних лет со сжатыми губами и кислым лицом.
Манди, охваченная гневом, повернулась к женщине.
— Я не вижу, что это тебе сильно помогло, когда ты была ребенком! — парировала она. — Иди маши своим веником в другом месте!
Женщина собралась было кинуться в свару, но кто-то ее оттолкнул, и появился большой, рыжеволосый человек с украшенным передником животом и кожаной заплатой, закрывающей один глаз.
— Живи сама и дай жить другим, хозяйка, — грубо сказал он. Поворачиваясь к Манди, он поднял ее, покружил и поцеловал крепко в обе щеки. Флориан, изумленный этими действиями с его матерью, которые проделывал очень непонятно выглядящий незнакомец, прекратил свою истерику и смотрел на них расширенными глазами, с нижней губой, которая не знала, дрожать ли от смеха или горя.
— Ну, в общем, неплохо, — объявил Эдмунд Одноглазый, осматривая ее сверху донизу. — Нет, это не зрелище для воспаленных глаз! — Он хихикнул своей собственной слабой шутке. Женщина, которая кричала на Манди, вздернула нос и последовала прочь. — Где ты скрывалась?
Манди приглаживала руками платье. Она была одновременно и рада, и боялась столкнуться с Эдмундом. Он знал все и каждого в турнирной круговерти, и хотя она могла спрашивать его обо всем, что хотела знать, и получить ответ, другие могли спросить его также.
— Я не скрывалась вообще, — сказала она, принужденно смеясь.
— Ты же не ожидаешь, что я поверю в это, не так ли? — Эдмунд присел на корточки и рассматривал маленького мальчика. — Как вас зовут, молодой человек?
Не уверенный относительно значения заплаты на глазу, Флориан закрыл ручонками собственные глаза.
— Не знаю.
— Это Флориан, мой сын, — сказала Манди.
— Какое необычное имя. — Эдмунд скрыл свое лицо за пальцами и выглянул через них точно так же, как только что сделал Флориан.
— Он был рожден накануне дня св. Флориана.
— Ну, тогда понятно. Когда природа весной расцветает…
Манди пристально посмотрела на него. Это была первая строчка песни, которую написал Александр. Эдмунд продолжил нежную игру взглядами с Флорианом, пока мальчик не перестал стесняться и не захихикал громко.
— У меня есть немного хлеба с корицей в моей палатке и кубок горячего вина, — сказал Эдмунд, еще немного поиграв с ребенком.
Манди фальшиво улыбнулась и покачала головой.
— Очень любезно с вашей стороны предложить, но я…
— Только на мгновение. Конечно же, вы сможете найти немного времени для старого друга? Разве неинтересно услышать новости и сплетни лагеря?
Она прикусила губу.
— Я не хочу стать частью этих сплетен.
Эдмунд поднялся на ноги.
— Вы были частью этого три года назад, осенью, — сказал он многозначительно. — Я вот что скажу. Я обещаю держать мой рот закрытым об этой встрече, но только, если ты войдешь и выпьешь кубок со мной.
Манди посмотрела через плечо.
— Меня будут искать в замке, — сказала она, но осталась на месте. Да, конечно, будут искать, но не всерьез до окончания завтрака, так что она имела время, чтобы позавтракать с Эдмундом… если так хочется.
— Только ненадолго, — сдалась она, и на сей раз улыбка ее немного потеплела.
— Вот это девица, которую я помню, — одобрил Эдмунд и, подняв Флориана на руки, повел ее через вереницу палаток к его собственной, где парень, которого он представил как Эмерика, своего ученика, был уже занят клиентами.
Эдмунд протянул Манди кубок горячего вина и лепешки его знаменитого хлеба с корицей, с щедрым слоем масла. Для Флориана, который уже поел, нашлась маленькая горстка изюма, чтобы грызть, и глыба сырого теста, чтобы играть.
— Ну что ж. — Эдмунд вытянул ноги и поставил свой кубок на пряжку пояса. — Как ты устроилась, как живешь в этом замке?
— Я думала, что вы собираетесь рассказать мне ваши новости, — извернулась Манди, специально откусив огромный кусок коричного хлебца так, чтобы дальнейшая речь была невозможна.
Эдмунд прищурил свой здоровый глаз, видя ее обман, но сказал:
— Все зависит от того, что ты хочешь слышать и сколько ты уже знаешь. Ты уехала от нас в конце лета, от стен Водрея, но это было до или после несчастного случая с Харви?
— Несчастный случай?! Какой несчастный случай? — Мурашки пробежали по спине Манди. — Я не знаю ничего, расскажите мне! — С героическим усилием она проглотила хлебец и отодвинула остальное подальше нетронутым.
Эдмунд сжал губы.
— Это темная история, — сказал Одноглазый. — Все, что я знаю, — то, что Удо де Буше имел что-то против Харви и выразил это в ударах. Они схлестнулись верхом, и конь Харви сбросил… Бедный жеребец упал ужасно, свернул шею и сломал ногу хозяину.