Гвин поднялся тоже и вышел с ним из зала на зимний свет.
— Постоянное перемирие, — размышлял он. — Не думаю, что могу пообещать вам это; всегда найдутся причины для спора, но на данный момент я желаю соблюдать вашу просьбу о мире. В конце концов, дружественные предупреждения не должны игнорироваться — любой стороной, не правда ли?
Он протянул руку, и Александр почти совсем не колебался, зная, что они поняли друг друга. В мире или на войне уважение останется постоянным между ними.
РУАН, МАРТ 1199 ГОДА
— Мой брат, — сказал Иоанн сквозь зубы. — Чума на голову моего галантного чудо-брата. Даже если бы я рассказал то, что я знаю о его недостатках, люди будут все равно верить мифу о нем больше, чем моей правде. — Он бродил по опочивальне, беспокойный, как животное в клетке. Правая рука сжимала красивый серебряный кубок, в котором плескалась щедрая мера пряного вина. Наконец, он сделал большой жадный глоток.
Манди повернулась от сундука, на который она становилась на колени, чтобы снять мерку для новой туники, которую она шила для Иоанна в течение его пребывания во владении.
Ничто не предвещало его приезда, только внезапный вихрь его появления через дверь, вихрь, требующий комфорта и внимания. Именно так все было с ним. Долгие отсутствия, когда только материальное богатство ее окружения поддерживало ее веру в то, что она имела коронованного любовника, — и затем внезапные посещения, ужасные и бурные.
— Вы поссорились с Ричардом? — спросила она успокаивающим и сочувствующим голосом.
— Нет. Он поссорился со мной. Кажется, что слово Филиппа Французского значит больше, чем мое.
Он подошел к маленькой колыбели, в которой лежал его сын и тезка. Рожденный в начале февраля, младенец уже имел пух рыжих анжуйских волос и прекрасную, молочную кожу.
Иоанн присел и протянул украшенный перстнем указательный палец. Младенец сжал его крошечной ладошкой, словно морской звездой.
Иоанн немного смягчился.
— Я не мог остаться во дворце сегодня ночью, — сказал он, глядя на ребенка. — Все эти смотрящие на тебя лица, жаждущие знать, правда ли, что я отрекся от клятвы Ричарду. Они что, думают, что я так глуп?
— Тебя в этом обвиняют? В отречении от клятвы? — Манди закрыла крышку сундука и положила на кровать новую тунику и рубашку.
— Да, именно в этом меня и обвинили, — ответил он. — Филипп показал Ричарду письмо, которое, по его словам, получено от меня. Он предполагает, что я хочу поменять подданство взамен на определенные уступки. Вы думаете, я настолько глуп, чтобы написать нечто подобное?
Манди молча покачала головой.
— Ха, а Ричард решил, что именно так. Публично отчитал меня, да еще и потребовал мои яйца на блюде.
Высвободив палец, он встал.
— Я держался твердо и только через два дня смог доказать, что я, а не Филипп Август, говорил правду. Но знаешь, что самое обидное? Факт, что он посчитал меня достаточно глупым, чтобы оспаривать все, написанное в письме, полном ничем не прикрытых амбиций. Я не отрицаю, что желаю того, чем обладает Ричард, но я знаю, что через какое-то время все это и так будет принадлежать мне. Мой ведущий праведную жизнь братец никогда не произведет на свет ребенка… только в случае, если станет возможным, чтобы мужчины рожали. — Он разразился коротким смешком, полным пренебрежения.
— А я думала, у него есть ребенок, — усомнилась Манди. — Я помню, что слышала при дворе, будто бы он заявил о признании отцовства и назвал сына Филиппом.
— Зачатый со шлюхой, которая обычно одевалась молодым оруженосцем и наклонялась к нему спиной, если вы понимаете, что я имею в виду, — бросил он, все так же дико ухмыляясь. — Если он и зачал с ней ребенка, то по ошибке. В пылу выбрал не ту дырку. Что случилось, милочка, я вас шокировал?
Манди героически покачала головой, достаточно хорошо зная, что подтверждение его догадки только распалит его на дальнейшие возмутительные остроты.
— Я знаю о предпочтениях вашего брата, — сказала она. — Кое-кто из моих знакомых однажды привлек его взгляд.
— Если он привлек лишь его взгляд, он еще легко отделался, — парировал Иоанн.
Не желая больше говорить об этом, Манди перевела разговор на первоначальную тему.
— Значит, ты и твой брат не в ладах, или вы все-таки помирились?
Иоанн пожал плечами.
— Вроде помирились, — ответил он, нахмурясь. — Филиппу не удалось вбить между ними такой клин, чтобы сделать нас врагами, но я все-таки не завидую компании Ричарда.
Он пожевал щеки и добавил:
— Я подумываю навестить своего племянника Артура в Бретани, посмотреть, как растет-поживает маленький душегуб.
Манди кивнула.
Артур был сыном старшего брата Иоанна — Джеффри, ныне покойного, и, также претендовал на наследство анжуйцев, — и, как говорят, у него шансов было побольше, чем у Иоанна. Но ему было лишь двенадцать лет, тогда как Иоанну — 33, и ходили сплетни, что он мало проявляет сообразительности и обаяния, свойственной представителям Анжуйской династии. Ричард считал его возможным наследником, чтобы подстегнуть Иоанна и обеспечить его преданность. Но подстегнуть Иоанна можно было лишь весьма условно.
— Значит, теперь ты направляешься туда?
— Ну да, с утра.
Манди не спрашивала, поедет ли она с ним, даже не напоминала ему о том, что теперь в состоянии это сделать, так как уже поправилась после рождения ребенка. Если бы она поехала с Иоанном, он бы потребовал, чтоб она забросила детей, оставила их на нянюшек и слуг, чтобы не отвлекаться от доставления ему удовольствий.
Он качнул ногой колыбель.
— Вызовите его няньку, — скомандовал он. — Получился замечательный мальчонка, но я приехал навестить его мать. Поторопись, — добавил он, потягивая вино, и держась за витой пояс на длинной тупике. — Сегодня я не расположен ждать.
Умеренная весенняя погода в Руане торопливо украсила деревья листвой, нежной и шелестящей на ветвях. За ночь появились цветочки нежных оттенков — розового и белого. Луга к югу от города пестрели буйством красок, желтые тона первоцветов и мать-и-мачехи подчеркивались темновато-розовым отсветом клевера и первыми побегами высоких белых маргариток. А вдоль реки на верфях лихорадочно загружали и разгружали грузы с многочисленных кораблей, начиная от самых маленьких двухвесельных гребных шлюпок и заканчивая самыми огромными глубоководными когами. Руан был портом таких размеров и значения, что на городском рынке постоянно продавались все мыслимые и немыслимые продукты — от шелкового кошелька до свиных ушей.
Манди со своей служанкой Урсулой пробиралась через толпу к буксировке, сопровождаемая широкоплечим оруженосцем с дубиной. Флориан ухватился за ее руку и с любопытством смотрел по сторонам.