– Ты хочешь сказать, что это почерк Сестры?
Хелен то ли не верила до конца, то ли просто тянула время, не решив еще, что делать.
– Нет. – Мальчик покачал головой. – Сестра не знала грамоты. Она рассказывала, а брат Фома и брат Петр писали.
Я осторожно скосил глаза на сестру Луизу. Неужели она верит? Неужели не сложит сейчас руки в святом столбе или святой лодочке? Не одернет мальчика…
– Он говорит правду, – сказала настоятельница.
– Сестра-настоятельница, принц Маркус… – Хелен поднялась из кресла, склонила голову. – Я верю вашим словам. Но если это и впрямь откровения Сестры Марии… двумя раскаявшимися апостолами записанные… наш долг немедленно вручить их Пасынку Божьему и скромно удалиться. Владеть этой книгой – гордыня и грех! Не нашим рукам ее касаться. Вы согласны, сестра?
Сестра Луиза молчала.
– А что ты скажешь, Маркус? – ласково спросила Хелен. – Я ведь все понимаю. В моем замке хранятся мощи святого Яна Пражского… я знаю этот трепет… Прикоснуться к святыне…
Ее голос был так мягок и одновременно тверд, что Марк отвел глаза.
– Ты почувствовал себя в ответе за святую книгу, за бесценное сокровище, что оказалось погребенным в библиотеке… ты решил хранить ее… но зачем? Мальчик, ты добрый слуга Господа, и положение твое предписывает тебе быть в рядах самых ярых защитников веры… Так зачем же ты уподобляешься тем, кто извращает веру? Зачем впадаешь в ересь и скрываешь от взглядов людских святое писание Сестры и апостолов?
Летунья подошла к Марку, положила руку ему на плечо. Парнишка отвел книгу в сторону, сразу напрягся как пружина, но Хелен вроде не собиралась выдирать из его рук святыню.
– Маркус, у меня планёр. Летим в Версаль. Решим по дороге, что объяснить Владетелю… повинную голову меч не сечет. И твоему бедному другу Ильмару облегчение… – Взгляд на меня и едва заметный взмах бровей. – И мне, которую угораздило тебе на пути попасться. И сестру Луизу, – вежливый кивок, – от большой беды избавишь. Неужели ты решил, что Владетель накажет тебя, если вернуть книгу?
– Сестра моя, ты не веришь. – Луиза еще сидела, прямая как палка, вся закостеневшая. Но взгляд ее наливался огнем: – Графиня Хелен, ты слишком много провела в небе, чтобы преисполниться почтения к святыне. Тогда хотя бы подумай своей хорошенькой головкой! Девятнадцать веков эту книгу прячут! И не варвары, не язычники, не одержимые гордыней безумцы!
Настоятельница поднялась во весь свой немалый рост, простерла к Хелен руку:
– Сейчас ты сама впадаешь в грех, который приписываешь мальчику! Рискуешь судить о поступках Сестры и раскаявшихся апостолов! Опомнись!
Хелен подалась ей навстречу. Ее голос взвился:
– Да? Неужели? Святая сестра, я видела много чудесных реликвий! Пила из колодца, что Сестра в пустыне вырыла, чтобы Искупителю воду принести! Частицу святого столба трогала! Писания подлинные видела! Рубища Искупителя касалась! Я все понимаю! Если эта книга и впрямь Сестрой надиктована…
Она вдруг замолчала.
– Почему ее прятали, графиня Хелен? – Настоятельница покачала головой. – Подумай. Хорошенько подумай! Евангелие сквозь века пронесли, писания апостолов к нам дошли, а эту книгу – скрыли! Ее первым хранителем апостол Петр был!
– Говори, сестра. – Хелен кивнула. – Если я не права – покаюсь! Но в неведении не держи! Пока все, что вижу, – гордыня и преступление. И эта книга…
Луиза и Марк переглянулись. Миг – и книга скрылась, исчезла в Холоде. Хелен осеклась. Махнула рукой, будто смиряясь с безнадежностью спора, и отошла к окну.
– Они должны знать, – сказал Марк. – А то не помогут.
– Ильмар тоже? – Настоятельница спрашивала обо мне с явным сомнением.
– На нем грехов смертных нет, а раскаяние все прочее очистит. – Марк глянул на меня, кивнул: – Скажи, сестра. Или я скажу. Искупитель всех прощать велел, Сестра людей на злых и добрых не делила.
Сестра Луиза кивнула, осенила себя святым столбом. Заговорила, и в голосе мелькнули неуверенные нотки:
– Граф Ильмар. Графиня Хелен. От имени Сестры прошу вас… помочь. Оставить прежние мысли и помочь!
– В чем? Святыню от людей скрыть?
– Когда Маркус пришел в монастырь… переодетый девочкой, затравленный… – ее глаза опять на миг потеплели, – я укрыла бы его в любом случае. Долг мой – спасать и безвинных, и виноватых. Но когда я узнала правду…
– Тогда дай и нам узнать.
– Я скажу. – Марк сделал жест, словно умоляя Луизу помолчать. Видно, той не хотелось, очень не хотелось хоть чем-то с нами делиться. Но она не ослушалась. – Ильмар, Хелен… в этой книге – Слово.
– Какое слово? – не поняла летунья.
– Изначальное. То, которому Искупитель Сестру учил. Первое Слово, что в начале всего было.
Меня забила дрожь.
Хелен побелела как полотно.
Всем известно, от малых детей до стариков, что Слово, Искупителем людям подаренное, одно на всех.
Вот только произносим мы его по-разному.
Если кто, по дурости или по великой любви, что, в общем, едино, другому свое Слово доверит – Слова неравны будут. И опасность не в том, что можно свое достояние потерять, наоборот. То Слово, которое раньше звучало, в себя и новое вбирает. Вот если, к примеру, Хелен со мной поделится Словом, на котором запал ее планёра, да и всякие женские побрякушки, наверное, хранятся… Мне к ним все равно доступа не будет, никак. Мое Слово – от ее Слова произойдет. Может, оно и сильнее окажется, и я куда больше добра на него сложить смогу, но вот Хелен в любой миг ко всему дотянуться сможет… ну, конечно, если будет доподлинно знать, что там у меня спрятано.
Потому и хранят Слово, от детей родных, от жен любимых скрывают. Страшен искус. Как жить, зная, что все достояние в любой момент может тому достаться, кто тебя Слову научил? Не проще ли покончить с тем, от кого ниточка протянулась?
Когда аристократ обучит наследника Слову – то еще игрушка малая. К главной казне все равно доступа не будет. Надо со Слова на Слово ценности передать… если успеешь, конечно… А вот если ценностей особых нет, кроме самого Слова, – то велик искус… велик…
И понятно, что то Слово, что в начале было… которое Искупитель произнес, римских солдат устрашая, нож Сестрой принесенный да копья в него нацеленные разом в Холод пряча…
Это Слово – самое главное.
Словно дерево, от тонкого корня растущее, крону до неба раскинувшее, тянутся, ветвятся Слова, в которых сила и власть всей Державы.