А внизу, тьмой веков скрытое, первое Слово. Изначальное. Истинное.
Искупителем сказанное.
И если знать его, если суметь произнести, потянуться…
Обдало меня таким ознобом при этой мысли, словно я и впрямь это Слово узнал и дотянулся до вечного Холода.
Все!
Все сокровища мира, спрятанные ныне да в прежние века утерянные!
То, что Наполеон в Руссии взял да и унес с собой, на Бородинском поле саблей казачьей сраженный… Сокровища Кромвеля и Марии Антуанетты… Чудесные машины Леонардо… Баронские накопления, казны графов и маркизов… Кладовая Владетеля, залог всей его власти… Церковные богатства… Мелочь, мелкими людишками на Слове потерянная… только таких, безвестных обладателей Слова за две-то тысячи лет немало было…
– Спаси, Сестра… – прошептал я. – Пощади, Искупитель…
Марк будто осунулся и посерел, сказав нам про Изначальное Слово. Сестра Луиза мрачно следила за Хелен.
– Да как ты еще жив, принц… – прошептала летунья. – Как ушел с таким… с такой силой…
– Сестра берегла! – торжественно произнесла настоятельница.
– Сестра того бережет, кто сам не зевает… – Хелен с силой прижала ладони к лицу, словно и позабыв, что одна рука сломана. – Это смерть. Смерть, мальчик. Всем, кто к тебе прикасается. Всем, кто рядом стоял. Просто так… на всякий случай… Я думала, врали…
– Что врали? – тихо спросил Марк.
– Да этап ваш несчастный, на который ты, щенок, попал… Всех каторжников допросили, загнали обратно на судно, велели отойти от берега… а потом линкор его сжег начисто, огненные бомбы не пожалели…
Я даже не вскрикнул – тихое сипение вырвалось из горла, стянутого ужасом. Закричал Марк:
– Как? – Кинулся к Хелен, схватил ее за руки, повторил: – Как?
– Просто! Из главного калибра, в упор! Вместе с командой! Как зачумленных в Черные Годы!
У меня круги поплыли перед глазами. Будто всех я увидал: и душегуба Славко, и верзилу-кузнеца, и хитрого Локи, и безобидного певца Волли, и казнокрада Плешивого, и надсмотрщика с безобидным прозвищем Шутник, и тех, чье имя уже забылось, и матросиков из команды…
– Гад, – вдруг прошептала Хелен. – Ох какой гад… сдохнуть тебе без покаяния…
Не к Марку были ее слова, она мальчишку, на ней повисшего, и не замечала. И не ко мне. Кому-то другому, далекому, проклятие адресовалось.
Огонь и вода. Качается на волнах золотая туша линкора и палит из всех орудий. С неба огонь, под ногами вода, на руках кандалы… Пылает палуба, рушатся мачты, вопят в трюме каторжники, смерть почуяв, капитан в ужасе линкору сигналит…
Смерть. Огонь и вода все скроют. Вдруг да и выдал мальчик кому-то Изначальное Слово? Сам понял и другим передал?
Вдруг кто получит такую власть, которой никогда над миром не было?
– Что же ты наделал! – закричал я, вскакивая. Оторвал мальчишку от Хелен, швырнул на пол. – Зачем? Зачем ты нашел эту книгу? Зачем в руки взял, зачем рассказал, как посмел уйти с ней?
Значит, пока я по Лузитании скитался, железо на монеты обменивал да с комфортом через Державу ехал, товарищи мои этапные от огня и воды лютую смерть приняли? Не было у меня среди них друзей, да только все едино – вместе нас судьба свела, а потом…
Потом Марк, по глупости своей, по незнанию простой жизни, как бродяжка в тюрьму попал. Судье надерзил, забывшись, кто он такой… и вошел на этап, словно прокаженный в здоровое селение.
Я все тряс младшего принца, а тот даже не сопротивлялся. Дурацкий платок, под которым он прятал коротко стриженные волосы, свалился на пол.
– Зачем? – кричал я. – Зачем, зачем…
Будто все остальные слова забыл…
– Думал, не станут сильно искать, – отчетливо произнес Марк. – Думал, не поймут, что у меня на Слове. А они поняли. Знали. Про эту книгу знали, только найти не могли. Не там искали. Отпусти меня, Ильмар! Отпусти!
На меня его властность врожденная не действовала, я как Марка с этапа тихим беспомощным пацаном запомнил, так уже никогда принцем высокородным не приму. Другое меня остановило – в глазах у него были слезы. Плакал маленький принц Маркус, и не за себя, дуралея, чья жизнь – как последний лепесток пламени на гаснущей свече, а за всех тех, заживо в факелы превратившихся. И за дубину Славко, что не упускал случая над ним поиздеваться, и за глупого доброго Волли, что вечно уговаривал ему подпевать, и за кузнеца-славянина, ласково успокаивавшего перепуганного мальчишку…
Нет, не хотел он того. Не хотел и не ждал.
Отпустил я Марка, и тот стоял, пошатываясь, слезы глотая. Молчала настоятельница Луиза, и гордость, что на миг мелькнула в ее глазах – «поняли теперь?» – исчезала. Молчала летунья Хелен, перестав балансировать на грани произнесения своего Слова. Молчал и я, глядя в окно, где били фейерверки над шумным карнавалом… Обнял я Марка, похлопал по спине, а потом глянул в глаза Хелен.
– Что еще ты сказать позабыла, Ночная Ведьма?
– Ты о чем, Ильмар-вор?
– Хелен-летунья, не надо! Говори начистоту.
– В чем ты меня упрекаешь, Ильмар?
– Двойную игру ты ведешь, Хелен!
Летунья тряхнула головой, с иронией спросила:
– И давно заподозрил?
– По пути сюда, Хелен. Уж больно ловко ты сломанной рукой рычаги тягала.
Хелен молча посмотрела на свою руку. Вздохнула.
– Да, Ильмар. Нет там ни перелома, ни трещины. Только ушиб был…
Настоятельница печально покачала головой.
– Решила выдать Маркуса Владетелю, – сказал я. – Мной как ищейкой попользоваться, а чтоб уж совсем тебя не подозревал, беды не ждал – калечной прикинуться?
– Не выдать, а домой доставить, – неохотно сказала Хелен. – И тебе, Ильмар, впрямь было прощение обещано, полное. Так что… я не лгала. Так бы все и прошло, как я тебе говорила. Маркусу – прощение и ссылка, мне полная реабилитация, тебе – прощение и титул.
– И ты поверила? – спросил я.
– Да. Я не знала, что в той книге. Не знала!
Марк медленно отошел от меня, спросил, заглядывая Хелен в лицо:
– Так у тебя была аудиенция… с Владетелем?
Летунья молчала.
Младший принц мимолетно глянул на меня. Глаза у него блестели, но уже не только от слез, но и от робкой надежды.