— Зато какие слова знаете, — поспешил подольститься дьяк.
— Латынь, Пражский университет, два высших образования, — небрежно отмахнулся Змей, но было видно, что ему приятно. — А ты, краса-девица...
Василиса очнулась от сна, вышла из ступора и, быстро шагнув к предателю Груздеву, одним движением пальца открыла дверцу клетки. Счастливая белая птичка выпорхнула наружу и, сделав круг под потолком, метко капнула на голову хозяина замка. Абзац!
Повисла неприятная тишина. Такое бывает, когда ваш лечащий стоматолог мысленно выбирает, за какие щипцы взяться, а вы твёрдо знаете, что анестезия ещё не подействовала...
— Бегитя-а отсель, — тихо посоветовал Филимон Митрофанович, вжимаясь спиной в стену и становясь плоским, как коврик.
Фон Дракхен медленно потрогал макушку, вытер грязные пальцы о камзол и, запрокинув голову, открыл рот. В его глотке полыхало оранжевое пламя. Не помню, как я схватил царевну за руку, как побежал, как упал на пол в коридоре, увлекая её за собой, когда ревущая огненная струя пронеслась прямо над нами.
— Вперёд, пока второй раз не фуганул!
— Куда ж мы от него сбежим?
— Замок большой. Если он тут четырёх сбежавших девиц поймать не может, то, возможно, и нам повезёт. По крайней мере, очень на это надеюсь...
Мы встали и бросились в бега, петляя, как зайцы, по неизвестным коридорам, лестницам, анфиладам и этажам. Главное было найти наших, а уж все вместе мы придумаем, как дать отпор этому огнедышащему звероящеру.
— А ну вернись, участковый! Посмотри мне в глаза, хуже будет! — эхом отражалось от каменных стен.
— Зачем вам смотреть ему в глаза?
— Понятия не имею, — пожал плечами я. — Наверное, надеется увидеть там стыд и раскаяние за неумение вести себя в гостях.
— Да вы уж в трёх царствах нагостились и везде по себе такую добрую память оставили, что хозяева без вил встречать не выйдут! Птицу украл, коня украл, девицу сманил...
— Это не моя вина, — соврал я. — Просто роковое стечение обстоятельств!
Василиса с недоверием погрозила мне пальчиком, но переливать из пустого в порожнее не стала. И так ясно, что уже ничего не изменишь. Раздалось знакомое чириканье, и над нашими головами пролетела белая птичка.
Собственно, назвать её белой можно было лишь по старой памяти. Сейчас она скорее походила на маленькую зебру с крылышками в саже и копоти. Тем не менее распевала малышка весьма бодренько и, сделав над нами круг почёта, полетела в один из проходов.
— За ней? — предложил я.
Царевна повела круглым плечиком и пошла первой. Нам пришлось довольно долго пробираться разными залами, закоулками и переходами, когда вдруг впереди раздался истошный женский крик.
Мы, не сговариваясь, припустили изо всех сил. Я успел первым. Василиса, в тесном платье, бежала медленнее и едва не сбила меня с ног, когда я замер на пороге. Ого, да что же тут у вас творится-то, граждане?!
Представьте себе маленькую комнатку, более похожую на тюремную камеру. Решётка от пола до потолка, за ней благим матом на чистом немецком орёт наша матушка царица, в простом немецком платье с шнуровкой на груди, к ней через решётку лезет мелкий (относительно) змеёныш метров трёх в длину и толстый, как бревно. А у него на спине сидит наш царь Горох в пошлом костюме евнуха и гвоздит животное узорной восточной табуреткой по башке!
— Салам алейкум, эфенди, — вежливо поздоровался я. — Помочь?
— Сделай милость, мать твою прокуратуру, — прорычал государь совершенно нормальным голосом без всякого фальцета.
Я прицелился и с размаху врезал ногой в нижнюю челюсть очередного братца или племянника фон Дракхена. Надеюсь, попал в кадык или горло, потому что злобное чудовище резко захрипело, обмякло и неуклюже повалилось на бок. Ну, собственно, это и требовалось по ситуации.
— Забили ужика, — печально констатировала моя спутница.
— Чё за дура? — повернул голову Горох.
— Василиса Премудрая, — с лёгким поклоном представил я. — Наш человек, из тридесятого царства.
— О майн либер камерад, герр Ивашов, — приветливо помахав мне ручкой, влезла в разговор и Лидия Адольфина. — А зачем эта румяный девица ходиль сюда вместе с вами? У вас есть отношения? Вы есть... как это... шалун, проказник, изменщик коварный?!
— Нет. Потом всё про неё объясню, там долгая история. Вы-то как?
— Сидеть на цугундере...
Мы с царём осмотрели замок, не очень надёжный. После пяти ударов табуретка разлетелась на куски, но царица Лукошкина вышла на свободу. Муж и жена кинулись в объятия друг друга.
— Голубка моя...
— О мин херц...
— Любимая моя...
— О майн либен...
— Ненаглядная моя...
— О майн аугенлихьт...
— Как давно они женаты? — шёпотом спросила меня Василиса, делая вид, что её тошнит от такой розовой сентиментальности.
— Скоро год, — с завистью ответил я. — Истинные чувства проверяются в разлуке, любовь разгорается, как костёр на ветру. Но разве они не прекрасны?
— А так ли уж я хочу замуж?! — игнорируя мой вопрос, спросила царевна саму себя и отошла в уголок.
— Долго тебя не было, сыскной воевода, — тихо обратился ко мне царь, крепко сжимая в объятиях верную супругу. — Меня в полон взяли, казнить хотели, да дьяк Филька спас — уговорил притвориться евнухом безобидным. Змей сначала потребовал штаны спустить, да потом сам засмущался, сказал, что на слово верит...
— Так дьяк Груздев не предатель?
— Этого я не говорил. Он у нас тёртый калач, крутится, как петушок на палочке, свою выгоду ищет. Однако ж покуда на нашей стороне...
Всё верно. Сколько знаю Филимона Митрофановича, он в любой дырке затычка, всегда на четыре лапы приземляется, и в воде не горит, и в огне не тонет. В вопросе выживаемости перед ним любой Джеймс Бонд словно слепой кутёнок. Будь я на месте фон Дракхена, так глаз бы не спускал с этого «слуги верного»...
— Кстати, нам не пора? — Мне показалось, что в коридоре нарастает какой-то подозрительный шум.
— И то верно, Никита Иванович, — сурово кивнул государь, смешной и страшный в потёках косметики. Всё-таки бородатым русским мужикам средних лет не очень идут эффектные стрелки на глазах.
— А дорогу покажете?
— О том царицу свою проси. Уж как светлая матушка государыня скажет-повелит...
— Может, вот хоть сейчас, перед лицом общей опасности, мы хоть на пару часов можем забыть обо всех этих ваших китайских церемониях?!
— Герр Ивашов, вы есть не сметь мне дерзить! — неожиданно быстро завелась и пошла пятнами трудновозмутимая Лидия Адольфина. — Вы забыть субординацию?!